– Я… мне нужно поговорить с вами наедине.

В руках у медсестры вдруг появились две таблетки и маленький бумажный стаканчик с водой.

– Сьюзен, примите это, и вы почувствуете себя гораздо лучше.

Сьюзен недоверчиво посмотрела на нее:

– А что это?

– Мягкое болеутоляющее.

Но Сьюзен решила не глотать таблетки и, поднеся их ко рту, украдкой переложила из одной руки в другую. Затем сказала:

– Я не хочу здесь оставаться. Я хочу поехать в другую клинику… или… или больницу… или домой.

Медсестра нахмурилась:

– Вы в лучшей клинике в Калифорнии. Зачем вам ехать в другую?

Сьюзен поколебалась. Поверит ли она, если рассказать ей все? Наверное, поэтому ее родители вели себя так странно – они не поверили ей, сочли сумасшедшей. Может, до них добрался Джон и убедил их, что она сошла с ума.

– Почему мне никто не принес телефон? – спросила она.

Медсестра Дюфорс улыбнулась:

– А, телефон! Сейчас я этим займусь.

Сьюзен подождала, пока она не выйдет из комнаты, затем засунула таблетки под матрас. Полюбовавшись крепко спящей Верити, она в изнеможении легла на спину, закрыла глаза и прислушалась в ожидании шагов возвращающейся медсестры Дюфорс.

К облегчению Джона, самолет вылетел вовремя и приземлился на двадцать минут раньше графика, в двенадцать сорок пять. Но прошел еще час с четвертью, прежде чем он во взятой напрокат машине выехал на шоссе.

Все одиннадцать часов полета он думал об одном и том же, стараясь решить, что он должен сделать по прибытии. Внутри ровно горел фитиль гнева. С чего начать: сначала убедить родителей Сьюзен, что она находится в опасности, или поехать прямо в клинику и разбираться с ситуацией прямо на месте?

Принимая во внимание то, что Дик Корриган рассказал про воздуховод, в полицию обращаться нельзя. После долгих размышлений он исключил и родителей Сьюзен. Надо поговорить со Сьюзен, услышать от нее самой, что случилось с Кейси. Сьюзен не могла причинить вред сестре. Если только…

Мысль повисла, как инверсионный след. Если только… если только Сьюзен какими-то неведомыми путями не пришла к выводу, что, осуществив убийство Кейси, она освободится от финансовых обязательств по отношению к ней, следовательно, сможет расторгнуть сделку с мистером Сароцини и оставить ребенка у себя.

Помешательство?

В это было трудно поверить. Он слишком хорошо знал Сьюзен. Она сильная, у нее устойчивая психика. Да, по ней очень ударила смерть Фергюса Донлеви и Харви Эдисона. Ее испугал рассказ Донлеви об оккультных практиках мистера Сароцини и Ванроу. Но чтобы настолько? Чтобы она сошла с ума и отправилась в Америку убивать свою сестру? Вряд ли.

Погода была хорошей. Было так тепло, что Джон включил кондиционер. Подъезжая к белым дорическим колоннам на въезде на территорию клиники «Кипарисовые сады», Джон сбросил скорость, затем свернул в сторону, чтобы получше познакомиться с местностью. Ворота были открыты. Не было видно никаких признаков того, что новые владельцы клиники поставили дополнительную охрану. Дождевальные установки разбрызгивали воду над газонами. По посыпанной стружкой тропе садовник-латиноамериканец катил тачку со срезанными ветками.

За территорией клиники дорога уходила в сторону каньона. Джон проехал еще четверть мили, развернул машину – синий «шевроле», заглушил двигатель и закурил сигарету, собираясь с мыслями. Несмотря на долгий полет, он чувствовал себя удивительно хорошо, наверное, из-за того, что мало ел и не пил алкоголь.

Полгода назад Ферн-банк купил клинику.

Дику и Гейл Корриган сказали, что Сьюзен убила Кейси, но они не будут давать делу ход.

«Они пошли ей навстречу, Джон. Они… директор говорил с нами. Им не нужен скандал… я так понимаю… я так понимаю, скандал им выгоден еще меньше, чем нам».

Может, им и правда не нужен скандал. Но мистер Сароцини прослушивал их дом и следил за ними… как долго? С тех пор, как они въехали? Он знал, что Сьюзен не хотела отдавать ребенка. И мог ложно обвинить ее, для подстраховки. Вряд ли удастся выиграть дело в суде, когда на тебе висит обвинение в убийстве.

Джон спохватился, не слишком ли его версия притянута за уши, но рассудил, что там, где дело касается мистера Сароцини, ни одно предположение не покажется чересчур невероятным.

Когда Сьюзен проснулась, в комнате находился мистер Сароцини. Он сидел рядом с постелью и с рассеянным видом смотрел на Верити. Он был похож скорее на знатока, разглядывающего предмет искусства, чем на отца, любовно глядящего на своего ребенка. Сьюзен понятия не имела, сколько времени он уже вот так сидит.

– Доброе утро, Сьюзен. Как вы себя чувствуете?

Прежде чем ответить на вопрос, Сьюзен оценила свое состояние. Живот болел так, будто в него всю ночь метали ножи, спина затекла от долгого лежания, ноги онемели и теперь с трудом двигались, очень хотелось пить, и болела голова.

– Хорошо, – ответила она, настороженно и без улыбки. И добавила недовольным тоном: – Я чувствовала бы себя еще лучше, если бы кто-нибудь принес мне телефон.

Мистер Сароцини указал на столик рядом с кроватью. На нем стоял телефон, подключенный к телефонной розетке.

– Мы убрали его для вашей собственной безопасности, – доброжелательно сказал он.

– Что вы имеете в виду?

– Может быть, это и хорошо, что вы не помните. Вчера ваше поведение было – как бы получше выразиться – немного неровным.

– Что значит «неровным»?

Мистер Сароцини поднял руку в знак того, что тема закрыта.

– Как сегодня Верити?

Сьюзен удивленно спросила:

– Откуда вы… знаете ее имя?

– Это хорошее имя. Оно ей очень подходит.

– Откуда вы его узнали? – снова спросила она, на этот раз настойчивее.

Он вскинул брови:

– Скажем так: я просто слишком хорошо вас знаю, Сьюзен.

Сьюзен покачала головой:

– Нет. Вы меня совсем не знаете. – Она бросила беспокойный взгляд на Верити.

Малышка мирно спала.

Мистер Сароцини продолжал улыбаться.

– Я очень горжусь вами. Вы станете очень хорошей матерью. Я всегда знал, что так и будет.

– Что здесь происходило ночью? – холодно спросила она. – Хотелось бы знать, кто были все эти люди и что они здесь делали. Зачем они приходили ко мне в палату? И кто играл на флейте?

Мистер Сароцини сцепил пальцы и посмотрел на Верити. В его глазах мелькнуло странное отстраненное выражение.

– Это была небольшая церемония благословения в честь младенца.