По крайней мере, книжные сокровища, которые Нико спрятал в доме Фауста, вернулись во дворец и теперь хранились в потайном кабинете. Макс рассчитывал лично поработать с ними, когда окончательно поправится. Он мечтал найти в бумагах какие-нибудь указания по поводу Руна.

В комнату вошел чешский волкодав Макса, держа в пасти нечто вроде игрушки, какие обычно покупают собакам для развития зубов.

– Мориц, положи сейчас же! – приказал Макс, и пес послушно разжал челюсти. Мокрый чихуахуа, тявкнув, поспешил убраться под кровать.

Макс повернулся и поцеловал Сару в плечо.

– Ты пойдешь на похороны Элизы? – спросила она.

– Не могу, слишком расстроен, – отозвался Макс. – О, я вспомнил!.. Полиция передала мне некоторые из ее личных вещей, а среди них есть кое-что для тебя.

Наклонившись над прикроватным столиком, Макс принялся рыться в ящике.

– Я не хочу ничего, что принадлежало этой женщине.

– Не беспокойся. На самом деле это принадлежало Седьмому князю.

Макс вложил в руку Сары холодный и тяжелый предмет. Сара взглянула на него…

У нее на ладони поблескивал ацтекский амулет – флакончик на тонкой золотой цепочке, с вырезанной на нем причудливой фигурой. Дар Бетховена.

– Но как?… – вырвалось у Сары.

Макс пожал плечами:

– Похоже, она его украла.

– Он должен быть в музее, – сказала Сара, обводя кончиком пальца очертания ацтекского божка на поверхности безделушки. – В твоем музее.

– Но, с другой стороны, если бы не ты, сейчас не было бы ни музея, ни меня, – отозвался Макс, застегивая цепочку на ее шее.

Золото тускло сверкнуло.

– Макс, можно тебя кое о чем спросить?

– М-м?…

– Что ты поручил Нико отвезти в Венецию? Ты приказал что-то спрятать в сейфе в «Гритти Палас». Я прочла то письмо… которое Яна передала мне для тебя…

– Моя маленькая Нэнси Дрю, – проворчал Макс, ныряя под одеяло.

– Нет, правда. – Сара довольно вздохнула. – Макс, признавайся!

Макс высунул голову наружу.

– Книга, – пояснил он. – Написанная неким Зосимой из Панополиса. Ему принадлежат самые старые из известных книг по алхимии. Это было около трехсот тридцатого года от рождества Христова.

– Хватит с меня алхимии! – простонала Сара.

– Но книга не об алхимии. Она о Золотом Руне.

– Неужели? – Сара выпрямилась. – И что там говорится?

– Еще не знаю. Пока мне не удалось найти никого, кто бы понимал язык, на котором она написана.

– Что это за язык?

– Никто не может определить. В Венеции живет гениальный лингвист, но он уехал на целое лето. Поэтому трактат пока лежит в сейфе отеля.

– А поиски Руна не окончены?

– Я поклялся охранять Руно, – серьезно произнес Макс. – Чем бы оно ни было. И я должен его найти.

Принятие Максом на себя полноты обязанностей совпало с окончательным освобождением Сары от ее собственных долгов. Впервые за всю жизнь она чувствовала себя свободной. От чего? От скорби и смутного чувства вины из-за смерти отца. От необходимости вечно кому-то что-то доказывать, пытаться подняться над своим происхождением, продемонстрировать миру, что она не хуже других, а даже наоборот – лучше, умнее, расторопнее. И еще Сара стала свободной от всех тех ящичков, по которым она раскладывала людей и вещи: работа, амбиции, секс, любовь…

– Тебе не обязательно начинать поиски сегодня, – прошептала Сара, решительно запихивая голову Макса обратно под одеяло.

В конце концов, времени не существует.

Несколько дней спустя губернатор штата Вирджиния с прискорбием сообщил общественности, что на должность покойной Шарлотты Йейтс назначен один из близких соратников президента. Также было объявлено о создании библиотеки имени Шарлотты Йейтс. Траур, в который погрузилась нация, потерявшая свой революционный вымпел феминизма, закончился с началом ежегодного чемпионата страны по бейсболу.

Сара взяла конверт и понюхала плотную бумагу.

– Из Лобковицкого дворца, – ухмыльнулся Бейли.

Сара могла переехать в новенький офис, но она предпочла остаться с Бейли на чердаке, несмотря на то что с тех пор, как он влюбился в корейскую арфистку, его мадригалы стали невыносимо приторными.

У Сары выдался хлопотливый год.

Макс, естественно, приглашал ее поработать во дворце, но она отказалась. Музейное дело было не в ее вкусе, и, в любом случае, Сара хотела сперва закончить диссертацию. Впрочем… если бы он предложил ей неограниченный доступ к архивам…

Сара вернулась обратно в Бостон и написала большую статью о неопубликованной переписке Йозефа Франца Максимилиана Лобковица и Людвига ван Бетховена – без упоминания писем, найденных ею в корпусе скрипки. Она не смогла придумать, как это все толком объяснить… По крайней мере, пока. Однако Саре удалось подать взаимоотношения ЛВБ и его покровителя в интересном ракурсе, поэтому ее труд стал предметом широкого обсуждения. В «Нью-Йоркере» даже напечатали отрывок.

А Полс умудрилась шокировать всех. Девочка объявила, что хочет жить в Праге. Родители купили ей просторную квартиру на Прокоповой, и, в отличие от Сары, Полс приняла предложение работать в музее. Вероятно, она сильно привязалась к городу и даже приспособилась, на свой странный лад, к публичному исполнительству. Макс нанял ее играть на концертах для туристов, которые давались во дворце ежедневно в полдень. Поллина оказалась маленьким тираном и ставила ему собственные условия касательно выбора произведений, найма дополнительных музыкантов и размера своего жалованья. Макс звал ее «мой маленький ЛВБ», а она его «Фицлипуцли». Оба наслаждались подразумеваемыми историческими параллелями, и Макс говорил, что надеется дождаться того дня, когда Полс посвятит ему симфонию.

Борис и Хосе тоже вполне адаптировались к Чехии. Хосе встречался с пожарным. Макс заказал портрет Бориса, дабы повесить его на почетном месте в собачьем зале. Борис с Морицем наслаждались долгими совместными прогулками по Оленьему рву, в то время как чихуахуа бегал вокруг и разгонял перед ними белок.

Поллина настояла, чтобы настоящего Святого Пражского Младенца вернули на его законное место, к монахиням-кармелиткам, в церковь Девы Марии Победоносной. Нико организовал замену.

Макс предложил Стефании свою помощь, чтобы найти ее бывшего возлюбленного, американца, с которым они были разлучены в семидесятых, но та ответила решительным отказом. Сара подозревала, что Стефания, с ее типичным славянским пессимизмом, была уверена в одном: такая встреча не принесет им обоим ничего, кроме разочарования. Наверное, Стефания не ошиблась, хотя нынешняя поневоле романтичная Сара надеялась, что женщина переменит свой взгляд. В свою очередь, Макс помог Стефании, которая поддалась на его уговоры. Князь оплатил ее ортопедические операции и назначил Стефании щедрую пенсию. Он даже попытался устроить Стефанию на должность преподавателя в балете Чешского национального театра. Ведь просто оставаться в живых было для нее недостаточно. Каждому необходимо что-то, ради чего стоит жить.