Кен Флауэр, который остался, чтобы работать со Смитом после провозглашения Родезией независимости, безуспешно пытался наладить официальную связь между CIO, МИ-5 и SIS. И хотя почти ничего широко не известно о тайных каналах связи, которые она имела с правительством Родезии, ясно, что одной из величайший неудач SIS в постколониальной Африке была ее неспособность признать, что реальные дестабилизирующие угрозы в Родезии исходили не от национально-освободительных устремлений чернокожих, а от экстремизма белых – «неудачи Сербитона» (Сербитон – район Лондона, входящий в состав боро Кингстон-апон-Темз и расположенный на правом берегу реки Темзы. – Пер.), как Макмиллан назвал Смита и его последователей. Кажется вероятным, что, как это было на предыдущих аналогичных переговорах, МИ-5 подслушивала разговоры членов родезийской делегации на переговорах о независимости страны, которые проходили в Лондоне в Ланкастер-Хаус в 1979–1980 гг. Во многих отношениях именно эти переговоры заставили SIS и правительство Великобритании прийти к губительному выводу, что высокообразованный и зверски умный Роберт Мугабе – лучший выбор для Зимбабве, которой стала Родезия после обретения независимости в 1980 г.127

Таким образом, британская разведка влияла на то, как заходило солнце колониальной Британской империи в Африке, разными способами, получая и успешные результаты, и неудачи. МИ-5 снабжала правительство Великобритании чрезвычайно секретной дипломатической информацией о ряде африканских национальных лидеров до и после обретения колониями независимости. Ее оценки успокаивали страхи Уайтхолла в отношении коммунистических взглядов некоторых лидеров антиколониального движения, таких как Нкрума и Кеньятта. МИ-5 также помогала реформировать работу местных разведывательных служб, когда начались антиколониальные восстания и было введено чрезвычайное положение, как в Кении и Ньясаленде. Однако реформы разведки были проведены в Кении слишком поздно, уже после начала восстания мау-мау, в результате чего британские чиновники в Лондоне и Найроби получали мало достоверной информации, с которой можно было работать. Это объясняет то замешательство, которое испытали англичане, а затем их слишком острую реакцию и потрясающую степень насилия, которое они развязали в колонии. Эта история повторялась неоднократно, когда Великобритания сталкивалась с антиколониальными восстаниями на Кипре и в Адене. Именно на Ближнем Востоке британская разведка испытала самые большие трудности по мере ослабления британского влияния в этом регионе, но в то же время Лондон пытался здесь цепляться за то, что он называл своими «жизненными интересами».

Полагаю, что нам следует задать вопрос, имел ли место провал нашей разведки в Египте – что-то явно пошло не так.

Департамент разведки и безопасности Министерства по делам колоний (1 августа 1956 г.)1

Меня тревожит юридическая основа действий, предпринятых правительством ее величества в отношении Египта, и я обеспокоен последствиями для правительства ее величества, если станет известно, что консультанты правительства по юридическим вопросам не могут аргументировать основные юридические утверждения, выдвинутые на настоящий момент… Будет неправильным говорить, что мы уполномочены Хартией [ООН] принимать любые меры, доступные нам, с целью «остановить войну». Неверным будет также говорить, что по международному закону, не говоря уже о Хартии, мы имеем право принимать любые доступные нам меры с целью «защищать наши интересы, которым угрожают военные действия». Государства могут вмешиваться, чтобы защитить своих граждан, пока сила соразмерна. Совершенно другое дело, когда вооруженная интервенция оправдывается необходимостью обеспечить некое право или интерес.

Генеральный атторней Реджинальд Маннингэм-Буллер министру иностранных дел Великобритании Селвину Ллойду (1 ноября 1956 г.)2

В послевоенные годы Великобритания сохранила официальный контроль и неофициальное влияние на ряд территорий на Ближнем Востоке от Гибралтара на западной оконечности Средиземного моря до Адена на южной оконечности Аравийского полуострова, который контролировал стратегически важный вход в Аравийское море. С началом холодной войны, когда явный контроль Великобритании над колониями в этом регионе ослаб благодаря антиколониальным движениям, роль, которую играла британская разведка, становилась все более важной для Лондона. Чтобы попытаться сохранить влияние Великобритании в этом регионе, начальники ее разведывательных служб применяли кучу грязных трюков, некоторые последствия которых можно увидеть и по сей день.

Наряду с такими бывшими колониями, как Золотой Берег и Кения, в послевоенные годы Британия также оказывала неофициальное влияние и на другие территории. Двумя из них были Иран и Египет, где в 1950-х гг. британское правительство попыталось с переменным успехом свергнуть режимы, враждебные ей, и привести к власти более сговорчивые правительства. Оно пыталось сделать это с помощью того, что на Уайтхолле было известно как «специальная политическая операция» (SPA) – эвфемизм для «тайной операции», как ее принято называть в Вашингтоне и других местах.

Великобритания оккупировала Иран во время Второй мировой войны и продолжала сохранять там свое сильное влияние и после ее окончания, особенно через нефтяную промышленность. Огромная англо-иранская нефтяная компания (AIOC) контролировала производство нефти в этом регионе и могла похвастаться одним из самых крупных нефтеперегонных заводов в мире, расположенным в Абадане. Половина AIOC находилась в собственности британского правительства, она была жизненно важна для падающего платежного баланса Великобритании и поддержания фунта стерлинга как мировой валюты в послевоенные годы: только в 1951 г. прибыль компании составила сто миллионов фунтов стерлингов. Поэтому для Великобритании было потенциальной катастрофой, когда в мае 1951 г. новый премьер-министр Ирана Мохаммед Мосаддык объявил о национализации AIOC. Мосаддык – состоятельный землевладелец – пришел к власти после удачно случившегося двумя месяцами ранее убийства своего соперника и предшественника на посту премьер-министра – генерала Али Размары, который был против национализации компании. Как это было с приносившей прибыль каучуковой промышленностью в Малайе, Великобритания была полна решимости сохранить контроль над AIOC и огромными доходами, текущими по ее трубопроводам в сундуки Уайтхолла3.

Иран был конституционной монархией, и власть в нем разделяли шах (король) и премьер-министр. Шах назначал премьер-министров, но не имел права освобождать их от обязанностей. И хотя его полномочия были ограничены, шах был сильной фигурой и, как понял новый руководитель бюро SIS в Иране Кристофер Вудхаус «Монти», должен был стать ключом к любой попытке смены режима. Вскоре после своего приезда в Иран в 1951 г. Вудхаус начал плести заговор с целью свержения Мосаддыка и возвращения шаха к прямому управлению страной. Вудхаус понял: для того чтобы добиться успеха, в любом заговоре с целью свержения Мосаддыка придется задействовать Вашингтон, так как, хотя ЦРУ было создано всего лишь в 1947 г., даже к 1951 г. имевшиеся в его распоряжении ресурсы по сравнению с ресурсами британских секретных служб были огромными. Проблема состояла в том, что было трудно, если вообще возможно, привлечь правительство США к участию в заговоре с целью свержения Мосаддыка, если бы в нем увидели старые добрые британские империалистические устремления. Тот факт, что в 1951 г. AIOC платила больше налогов в Лондоне, чем в Тегеране, безусловно, попахивал старым добрым колониальным предприятием. Поэтому Вудхаус решил, что при обсуждении «специальной политической операции» в Иране с Вашингтоном перспективным путем будет сделать упор на мандат холодной войны в этом заговоре. И хотя на самом деле Великобритания рассматривала иранскую проблему сугубо как кризис фунта стерлинга и имперский вопрос, в дискуссиях SIS с ЦРУ Вудхаус и его коллеги в Лондоне подчеркивали растущую коммунистическую угрозу в этой стране4.