Эверетт Говард Хант-младший являлся «уникальным персонажем», заявил посол Сэм Харт, который встречался с ним, когда Хант был шефом отделения ЦРУ в Уругвае в конце 1950-х. По его словам, это был «полностью поглощенный собой, абсолютно аморальный тип, представлявший опасность как для себя самого, так и для всех окружающих». Когда Хант поступил на службу в ЦРУ в 1950 году, он был романтичным приверженцем холодной войны. Из него вышел бы вполне приличный создатель шпионских романов. С момента его отставки из ЦРУ прошло меньше года, когда случайный знакомый, весьма кстати оказавшийся помощником Никсона, Чак Колсон, предложил ему новое захватывающее назначение – руководить тайными операциями для Белого дома.

Хант отправился в Майами, чтобы повидаться со старым кубинско-американским компаньоном Бернардом Баркером, который занимался продажей недвижимости. Их беседа прошла неподалеку от памятника жертвам операций в заливе Кочинос. «Свою миссию он описал как тесно связанную с обеспечением национальной безопасности, – рассказывал Баркер. – Он сообщил, что по прямому указанию президента Соединенных Штатов состоит в группе на уровне Белого дома». Вместе они завербовали еще четырех кубинцев из Майами, включая Эухенио Мартинeса, который руководил приблизительно тремястами морскими миссиями на Кубу и состоял на «довольствии» штаб-квартиры ЦРУ, получая 100 долларов в месяц.

7 июля 1971 года Эрлихман позвонил шпиону Никсона в ЦРУ, заместителю директора генералу Кушману. Президентский помощник сообщил, что ему позвонит Говард Хант и обратится за помощью. «Мне нужно, чтобы вы знали, что он выполняет кое-какие поручения для президента, – сказал Эрлихман. – Необходимо учитывать, что ему предоставлен значительный карт-бланш». Требования Ханта все возрастали – ему хотелось вернуть обратно своего старого секретаря, он жаждал получить кабинет с «безопасным телефоном» в Нью-Йорке, хотел, чтобы ему предоставили современные магнитофоны. Ему вздумалось, чтобы камера ЦРУ зафиксировала проникновение в кабинет психиатра Эллсберга в Беверли-Хиллз и чтобы потом ЦРУ проявило эту пленку. Кушман слишком поздно проинформировал Хелмса, что агентство предоставило Ханту ряд элементов маскировки: рыжий парик, прибор, изменяющий голос, фальшивое удостоверение личности. Затем Белый дом потребовал от агентства предоставить психологическую характеристику Дэниела Эллсберга. Выполнение этого приказа явилось бы прямым нарушением устава ЦРУ, запрещающего шпионаж за американцами. Но Хелмс подчинился.

Хелмс выдворил Кушмана из агентства в ноябре 1971 года. Про шло несколько месяцев, прежде чем Никсон отыскал превосходного кандидата на это место – генерал-лейтенанта Вернона Уолтерса.

Уже добрых два десятка лет генерал Уолтерс проводил секретные миссии для различных президентов США. Но Хелмсу не доводилось пересечься с ним раньше. Их встреча состоялась только теперь, 2 мая 1972 года, когда Уолтерс прибыл в качестве нового заместителя директора Центральной разведки. «Я тогда только что завершил управление операцией, о которой ЦРУ ничего не знало, – вспоминал генерал Уолтерс. – Хелмс, которому, понятное дело, хотелось видеть на этом посту кого-нибудь другого, сказал: «Я слышал о вас; а что вам известно о разведке?» Я в ответ: «Дело в том, что я в течение трех лет вел переговоры с китайцами и вьетнамцами и полтора десятка раз привозил Генри Киссинджера в Париж, причем никто в агентстве, в том числе и вы, понятия не имел об этом». На Хелмса это произвело должное впечатление. Но вскоре у него появились причины всерьез заинтересоваться лояльностью своего нового заместителя.

Поздним вечером в субботу, 17 июня 1972 года, Говард Осборн, руководитель Управления ЦРУ по безопасности, позвонил Хелмсу домой. Директор уже знал, что вряд ли сейчас его ждут хорошие новости. Вот как он запомнил тот разговор:

– Дик, вы еще не спите?

– Нет, Говард.

– Я только что узнал, что окружная полиция схватила пять человек при попытке проникновения в национальную штаб-квартиру Демократической партии в отеле «Уотергейт»[30]… Четверо кубинцев и… Джим Маккорд.

– Маккорд? Это же ваш человек?

– Да, он прошел подготовку два года назад.

– А что с кубинцами – они из Майами или из Гаваны?

– Из Майами… в нашей стране они находятся уже порядочное время.

– Мы их знаем?

– В данный момент ничего определенного сказать не могу.

– Первым делом свяжитесь с теми, кто участвует в операциях… Сделайте так, чтобы они добрались до Майами. Проверьте все досье здесь и в Майами… Это все?

– Нет, отнюдь, – тяжело ответил Осборн. – Говард Хант тоже, кажется, в этом участвует.

Услышав имя Ханта, Хелмс сделал глубокий вдох. «Что, черт возьми, они наделали?» – спросил он. У него возникла идея: Маккорд был экспертом по системам электронной слежки и подслушивания, Хант работал на Никсона, а подслушивание являлось федеральным преступлением.

Сидя на краю кровати, Хелмс позвонил исполняющему обязанности директора ФБР Л. Патрику Грею, в одну из гостиниц в Лос-Анджелесе. Эдгар Гувер умер за шесть недель до этого разговора, пробыв на своем посту без малого сорок восемь лет. Хелмс осторожно сообщил Грею, что взломщики, схваченные с поличным в «Уотергейте», действовали по указке Белого дома, а ЦРУ не имеет к этому никакого отношения.

– Поняли? Отлично, тогда доброй ночи.

В понедельник, 19 июня, в 9:00, Хелмс созвал в штабе ЦРУ ежедневное совещание старших офицеров. Билл Колби, ныне исполнительный директор ЦРУ, человек номер три в агентстве, вспомнил, как Хелмс тогда сказал: «Нас ждет хорошая взбучка, потому что они – бывшие», то есть бывшие люди ЦРУ, и «мы знали, что эти люди работают в Белом доме». На следующее утро «Вашингтон пост» разразилась статьей, в которой ответственность за события в «Уотергейте» возлагалась на Овальный кабинет, хотя и по сей день никто точно не знает, санкционировал ли на самом деле Ричард Никсон вышеупомянутое незаконное проникновение.