– Ты знаешь, – слова старшего брата прозвучали очень тихо в кладбищенском воздухе, – чем ближе мы подбирались к этому месту, тем сильнее я волновался.

Саутамар огляделся, покачивая саблями в руках.

– Вдруг она соврала? Вдруг нашла способ обмануть меня? Это же Тильнаваль, она отчасти божество, и всегда была особенной.

Саутамар нахмурился и одним взглядом прогнал неуверенность старшего брата.

– Ты прав, ты прав, пока не проверим, не узнаем, но она совершенно точно здесь была.

Замок был стар и ржав, они легко сломали его и ступили на лестницу, круто уходившую вниз, под землю, Саутамар зажёг лучину и этого хватило чтобы эльфы не переломали себе ноги.

Тильнаваль говорила «склеп», но на деле же, это была скорее фамильная крипта. В обеих стенах по сторонам от лестницы имелись длинные выемки для почивших, забранные каменными плитами с именами и датами. Братьям нужна была Бьянка Сильвия Инталоцци, оставившая этот мир больше полутора десятков лет назад.

– Вот она, – с нотками нетерпения сказал Бельфагрон, – помоги-ка.

Саутамар зажал конец лучины в зубах и вместе эльфы попытались сдвинуть плиту. У них это получилось, – та не была закреплена раствором и тихо опустилась на пол. Лучина была поднесена к выемке, тусклый свет лёг на кости, обтянутые паутиной и остатками сухой кожи. Кроме скелета в каменной могиле обнаружилось ещё кое-что, свёрток тёмной ткани, лежавший на уровне грудной клетки покойницы. Слишком большой для Сердца, впрочем.

– Раздуй чуть ярче, брат, – сказал чародей, протягивая руки.

Свёрток оказался лёгким и не то чтобы мягким, но внутри явно было что-то подвижное. Вынув его, Бельфагрон стал аккуратно растягивать складки, пока лучина не высветила… череп. Черепок, вернее, очень маленький, даже не сросшийся, зубы ещё не начали резаться, когда младенец умер. Старший брат почти не дышал, младший, казалось, тоже, мысли неслись очень быстро во тьме крипты, в окружении мёртвых людей, эльфов терзали схожие чувства: смятение, гнев, отвращение… скорбь. Они, вероятно, уже никогда не узнают имени своего племянника, если он вообще получил имя.

– Сердца здесь нет, – хрипло сказал Бельфагрон, рассмотрев содержимое свёртка и ещё раз изучив смертное ложе Бьянки Инталоцци, – не знаю, как это возможно. Она обманула нас, ткнула лицом в свой позор, будто хотела что-то заявить напоследок. Однако. Ты понимаешь? Она отправила нас на смерть, решила, что… нет, бессмыслица. Изначально Тильнаваль не могла знать, что мы окажемся здесь, это случайность. Значит, она говорила правду. Это её ребёнок, она была здесь и оставила его вместе с Сердцем.

Больше говорить ничего не требовалось, – если Сердце здесь было, а теперь его нет, значит, кто-то его забрал.

Младенец вернулся в выемку. Братья ринулись наверх из липкой, пропахшей тленом темноты, под лунный свет. Когда же вырвались на свободу, их встретили десятки солдат с мушкетами, алебардами и мечами. Они были везде, стояли меж надгробий, готовые наброситься в любой миг, целились из-за статуй.

Против крипты стояло пять огромных фигур в белых хабитах с карминными поясами, – монахи-воины святого Иоанна, вооружённые тяжёлыми молотами и с толстыми латами под тканью. На их фоне совсем терялся низенький человек в сером, тень капюшона скрывала его лицо, но глаза поблёскивали как отражения полной луны в тёмном колодце.

– Добро пожаловать на святую землю, – сказал он бесцветным ровным голосом, – нелюди. Моё имя брат Маркус, и я имею честь быть членом ордена святого апостола Петра. Сейчас вы бросите оружие и дадите заковать себя в кандалы, а ни то познаете гнев Господень. Впрочем, этой ночью Кузнец милостив, и потому вы не умрёте прежде чем оказаться в допросных Инвестигации. Добрые братья Иоанна здесь чтобы переломать вам руки и ноги в случае безрассудности. Не думайте, что ваша прыть окажется спасением. Кладбище оцеплено, а из-за столкновения неразумных Паццо и Сальгари вокруг сейчас бесконечно много стражи. Бросайте оружие.

Саутамар бросил только лучину и вытащил вторую саблю, у Бельфагрона остался один нож, но под плащом он уже держал пистолет.

– Что ж, – выдохнул петрианец, – братья, приведите нелюдей к покорности.

Боевые монахи стали наступать, сабли засвистели, рассекая воздух, громыхнул пистолет.

День 28 месяца небориса (XI) года 1650 Этой Эпохи, Астергаце, столица Эстрэ.

Эгорхан Ойнлих вздрогнул, распахнул глаза и долго лежал, глядя в матерчатый свод шатра. Он отчаянно старался не упустить видение, не забыть. Сейчас это было важнее всего в мире, – сыновья, потерявшиеся на севере, которых ему так сильно не хватало. Во сне древний эльф был рядом, слышал их, следовал по пятам, но теперь всё уходило, детали сглаживались как мокрая глина под пальцами гончара… Основное он всё же запомнил: Бельфагрона и Саутамара схватила Инвестигация. Во сне было лето, а сейчас год на исходе, значит, сыновья уже много месяцев томятся в плену и никак их не освободить, никак не помочь. Если они вообще живы. Сердце попало в руки амлотиан.

О Матерь Древ, за что?

– За что? – прохрипел древний, сжимая кулаки. – За что?!

Казалось, никогда ещё гнёт вечности не давил на его плечи так сильно. Эльф покинул солдатское ложе, прошёл по траве. Многие мучительные желания терзали его теперь, Эгорхан хотел кричать проклятья, раздирать собственное лицо, бежать куда-то. Хаос помыслов и порывов, мучительная боль в сердце, страх за сыновей и бессильный гнев боролись, лишая способности мыслить здраво. И он задушил всё это, передал ониксовому кольцу, которое всегда приходило на помощь. Бессмысленно метаться сейчас, Эгорхан должен заниматься той бедой, до которой мог дотянуться клинком.

Он омыл лицо и тело холодной водой из каменной чаши и сунул в рот какой-то сушёный фрукт, вкуса не почувствовал. Его хескейя[32] была готова с вечера и Разящий Вихрь Лесов[33] стал одеваться под звон металлической чешуи. Травяной Уж занял место на поясе, а для того, чтобы накинуть плащ, пришлось звать помощника. С высоким шлемом в руках полководец вышел в лагерь десятков тысяч палаток.

Закатная Крепь была самой западной крепостью Лонтиля. Её вырастили эпохи назад, когда эльфы поняли, что ещё дальше в Дикую землю им уже не продвинуться. Центром крепости стал остров, стоявший посреди, хрустально чистого озера; его занимала роща кадоракаров, защищавших главное сокровище этих земель, – златосерда, великого дуба-господина. Этот колосс имел кору цвета слоновой кости и листья, сверкающие как сусальное золото; он разросся настолько, что крона держала в тени всё озеро, а корни поднимались из земли как громадные змеи. Среди них, в подножье ствола находился большой портал, а на ветвях уместилась цитадель и капище.