влили силы живых… восстановили. Есть такие… запретные методы. А потом уже вложили в него душу.

- И… что?

- Спустя месяц она убила и своего возлюбленного мужа, и детей, и всех, до кого сумела дотянуться. Чтобы одолеть умертвие понадобились силы десятерых магов… и да, некроманта она тоже убила. Думаю, что в числе первых, иначе не сумела бы обрести свободу.

- А он…

- А он, подозреваю, совершил довольно распространенную ошибку. Принял чудовище за человека… чудовища очень хорошо умеют притворяться людьми, мальчик.

И сказал это некромант, глядя в глаза. Наверное, взгляд у него был таким… своеобразным, если Васька попятился, едва не натолкнувшись на Бекшеева.

Охнул.

И руку сунул в карман, правда, тотчас вытащил, сделавши вид, что там ничего-то нет, в этом кармане.

Может, и нет.

- Тут, - сказал некромант, оглядевшись. И только затем положил Софью на землю. – Смерть тут…

Это дерево не было огромным.

Бекшееву случалось видеть дубы куда более внушительные, взять хотя бы те, из императорского сада. Те массивнее. И толще. Но в остальном…

Дуб.

Мозолистый ствол слегка закручивался, словно дерево уж который год как силилось повернуться, заглянуть себе за спину. Вот и побежали по коре морщины-складки.

Ветки низкие, обвисающие под тяжестью листвы.

И та в предрассветной мути казалась какой-то… не такой. Неправильной. Бекшеев не сразу понял, в чем именно эта неправильность заключалась.

Цвет.

Листва не была зеленой.

Серой? Сизой? С потеками ржавчины? Бекшеев протянул руку и коснулся ближайшего. Неприятное ощущение…

- Не стоит, - некромант покачал головой. – Эманации смерти… очень сильны. И дерево уже меняется.

Запах.

Такой вот… неприятный. Гнили. Прелой листвы. Горького лекарства. Госпиталя. Смерти и боли. Страха. Сердце снова стучит. И стук его отзывается молоточками в голове. Быстро-быстро. И все быстрее. А на руках остается это вот, серо-ржавое, то ли плесень, то ли гниль.

Бекшеев вытирает руку о штаны.

- Капище…

- Рядом тут, - Васька запрокидывает голову. И губы его растягиваются в улыбке. И в ней много-много странного. – Но нам туда не надо… нам совсем не надо… мы пришли уже… Михеич! Эй, Михеич! А ты знаешь, что волки семьями живут? Волку без семьи никак!

И при этих словах покачнулся, но устоял на ногах некромант. Затряс головой, оглянулся, будто пытаясь понять, кто же стоит за спиной. А потом вдруг начал медленно оседать на ковер из листвы.

Рука сама потянулась к револьверу.

- На надо, господин следователь… не надо… - Васька покачал головой. – Оно ж все одно толку не будет… тут…

В Васькиной руке появился ножик.

Ножик не выглядел опасным.

Как и сам Васька.

Шутка?

Или… Бекшеев все же чего-то да не понимает? Точнее он как раз и понимает. И понял давно уже, но… поверить не мог? Не хотел? Тоже ведь случается, когда не хочешь верить. Со всеми.

- Не дуркуйте же ж… - сказал Васька с упреком. – Я ж зайца на бегу могу снять и не только зайца…

Что-то большое, тяжелое ударило в спину.

Даже не больно.

Сперва.

Только чувство неприятное, будто в спине застряло… что? Стрела. Ну да, они же установили, что… с арбалетом… кто сейчас охотится с арбалетом?

И Бекшеев попытался обернуться, дотянуться до этой вот стрелы. Поднял руку, понимая, что слишком он медленный, что… не успеет.

Ничего.

Почти.

Рука рванула ворот куртки, под которым висела белая капля амулета. Пальцы дотянулись и… удар в спину опрокинул на листья. На сизе-рыжие, подернутые то ли налетом, то ли плесенью, листья. И боль пришла-таки… боль была всеобъемлющей.

Парализующей…

- Дядь, мы его не зашибли-то до сроку? - Васька склонился и Бекшеев ощутил его пальцы на шее. – Хилый вон какой…

И кто-то иной.

Кто-то большой и сильный склонился над Бекшеевым.

- Живой. Чую, - и голос этот был знаком, пусть и изменился, выцвел, будто лишившись жизни.

Васька.

Все-таки Васька… точнее и он тоже. Многое становится понятным. Несостыковки. Разночтения… Васька… свой парень. Веселый. И славный. И сестра у него, о которой он заботится. По-своему, как умеет…

Бекшеев стиснул зубы, заставив себя лежать смирно.

Странно.

Тоже.

Слабость эта.

Да, его ранили… куда ударил арбалетный болт, Бекшеев точно не знал, но рана наверняка не смертельная. Тогда откуда эта слабость?

И…

Рядом упало тело.

- Ловко вы его… живой? Дядь, ну я ж так… я решил, что не сдюжите, а вы…

Запах.

Псины. Мокрой шерсти. Крови медвежьей… и смешно, до того смешно, что смехом впору подавится. Обманули дурака на четыре кулака…

…сознание ускользало.

- Слушай, ты точно не переборщил? Точно, а? А то ж плохо будет, если он того…

…надо было.

Надо удержаться.

- Он же ж вон, тощий какой. И вообще, думаешь, будет толк? В нем же ж силы никакой… в нем же ж… слушай, а если эта со зверюгой своей заявится? Может, надо было сразу того? Или по дороге чтобы… а то ж нехорошо. Зверюга у ней знатная… с вот такими зубищами. Нет, я там оставил подарочку, но мало ли… вдруг не займет? И припрется?

Одно не изменилось.

Васька по-прежнему был болтлив без меры.

Сознание ускользало. И не от раны… что-то другое… другое что-то… дурак… самоуверенный. И Тихоня не лучше.

Зима расстроится.

Жена бывшая тоже. Не смерти Бекшеевской, а тому, что случилась она уже после развода. Она бы вдовой, пожалуй, предпочла бы остаться, чем разведенной… и мама… мысли путались. Бекшеев честно пытался их упорядочить, но они все равно разбегались.

Вот…

- Может, все ж перевязать? – с сомнением произнес Васька. – А то еще загнется раньше времени. Слушай? А если он того, мертвый будет, то как тогда? И… а с этими чего? Баба нам на кой? У нее такие глазищи! Страсть просто! Я как глянул, так прямки весь занемел! А она еще говорила! Ты бы слыхал, что она говорила.

- Помолчи.

И Михеича голос. И чужой в то же время.

Хорошая шутка получилась.

Мог бы Бекшеев смеяться, посмеялся бы над собой, дураком.

- Так я чего? Это ж от нервов… думаешь, получится? Он магик, да только хилый… и этот вон… слыхал, чего говорил? Надо б еще… но ежели военные понаедут, то точно не выйдет.

- Не совался бы, не полезли бы.

- Я ж так… я ж просто поглядеть! А чего этот на Аньку пялился? Он же ж к ней подмигивал.