протух, потому что информацию не удалось удержать в узком кругу — по сути, она моментально распространилась по Тартарии, стоило только Три Д объявить свой вердикт, так что пришлось ему уже на следующий день делать официальное заявление. Предполагались акции протеста православной паствы по всей стране, грозящие перерасти в глобальный бунт, в революцию и смену правительства. Все внутренние органы правопорядка в стране были приведены в повышенную готовность, расчехлены самые радикальные средства подавления беспорядков, подготовлен специальный автотранспорт и помещения для массовых задержаний, допросов, экзекуций и осуждений. Но ничего этого не понадобилось! Наоборот! Стоило Президенту выступить по центральному телевидению с объявлением смены религиозного курса, как со всем народом, в том числе и сильно воцерковенным, произошло то же самое, что и с первыми свидетелями падения Доримедонта в зале Презентаций, но только в ничем не сдерживаемом масштабе: люди толпами валили на улицу с криками безудержной радости и восторга, обнимались, целовались и выражали свои чувства всеми доступными способами. Страну захлестнули волны стихийных митингов и шествий с транспарантами и лозунгами, вроде «Долой иго православия!», «Прошла тысяча лет, а правды всё нет!», «Христа сбрось с моста!», «Мы плохие детки — простите нас, предки! Променяли вашу веру на еврейскую химеру!», «Молитва с постом — дьявол с хвостом!», «Поп, получи в лоб!», «Языческие Боги, вернитесь в родные чертоги!» — ну, и так далее… Прямо на улицах накрывались столы, из домов, магазинов, точек общепита выносились различные яства и напитки, в том числе спиртные, — не сдерживая себя ни в чём, люди говорили, ели, пили и пели, танцевали, многие тут же отдыхали на чём придется, на траве, на лавочках и на голом асфальте, — проспавшись и протрезвев, не спешили расходиться по домам, а требовали продолжения празднества. Стала наблюдаться нехватка спиртных напитков и фейерверков, потому что все ночи напролет их употребляли без счета. А ещё по православным монастырям и храмам один за другим прокатывались погромы, деревянная и тряпичная атрибутика сжигалась, а изделия из ценных металлов отдавались специальным людям, взявшим на себя функцию временных волхвов, до того, как из народа будут выдвинуты официальные, на переплавку для производства идолов. Формировались импровизированные капища внутри и снаружи храмов, разжигались жертвенные костры, куда бросалось всё чуждое родноверию, а резвая молодежь позволяла генетической памяти свободно управлять их упругими телами, и весело прыгала через бушующее пламя костров. Среди добровольных выдвиженцев в волхвы были неоднократно замечены бывшие попы, переобувшиеся в воздухе, которые были в основном биты, острижены, лишены бород и с позором выгнаны из общества. Казалось, эта эйфория, вызванная сменой религии, никогда не закончится — власть терпеливо ждала, когда народ нагуляется, перебесится, представители правопорядка гармонично вписались в происходящее, не арестовывая граждан и не выписывая штрафы за мелкие правонарушения, — что же касается крупных, то они оставались за кадром. Но всё же, постепенно, как и всё в этом бренном мире, эйфория пошла на убыль, народу наскучило гулять и веселиться, захотелось взяться за ум — жизнь вошла в привычное русло, только теперь не довлело над тартарцами православие с его непонятными обрядами, где плоть Бога и Его кровь — пища, которую надо есть, чтобы спастись, с заунывными песнопениями, написанными словно специально для покойников, с полумраком и духотой храмов, где надо часами стоять, отупело креститься и кланяться, пока разряженные, словно цирковые артисты, откормленные до безобразия попы, совершают какое-то необъяснимое действо, направленное на то, чтобы дать людям понять, что они — ничтожные грешные твари перед лицом неведомого Бога чужеземцев, которому им милостиво позволено поклоняться и платить дань — за свечку, иконку, записку, крещение, отпевание, венчание и всё остальное.

Закончилась эпоха воинственного православия, подминающего духовную жизнь Тартарии под себя, объявляющего сектантами все религиозные практики, угрожающие его монополии на право распоряжаться львиной долей содержимого умов и кошельков граждан. Народ сразу как-то воспрял духом, задышал свободно и радостно полной грудью, увидел настоящий свет в конце туннеля, а не тусклое мерцание лампады за непрошибаемыми спинами батюшек, — этот свет был родным, вселяющим истинную надежду, согревающим сердца, — захотелось радостей жизни, а не какого-то мифического блаженства после смерти. И люди наконец-то начали получать эти радости, и весь государственный аппарат заработал в этом направлении, — чтобы гражданам Тартарии жилось привольно, интересно, легко, радостно и богато в своей стране и по всему миру.

Три Д был абсолютно уверен, что именно смена религии помогла Тартарии стать страной номер один в мире, форпостом, так сказать, цивилизации, стоящим на охране общечеловеческих ценностей, двигателем прогресса, поддерживающим самые передовые научные проекты и исследования — лишь глубоко в душе продолжала свербеть маленькая червоточинка, от которой он никак не мог отделаться, и поэтому регулярно посещал последнего патриарха в Паноптикуме, — ну, то есть его двойников, находящихся на тернистом пути становления, то есть превращения в оригинал. Как своеобразный успокоитель ненависти и других негативных чувств Доримедонт был по-своему прекрасен, почти так же как Ненашев, после которого занимал почетное второе место по важности. Конечно, посетить подряд двойников этих двух личностей было неимоверным риском для психики, способным вызвать опасную перегрузку умственного и эмоционального фона — Главный Визионер не только чередовал эти посещения, но и старался делать их не чаще одного раза в неделю, чего в принципе ему хватало с учетом почти ежедневных посещений двойников других личностей, которых за долгие годы его правления в Паноптикуме скопилось видимо-невидимо.

Последнее посещение Доримедонта не выходило из головы Главного Визионера — особенно на фоне тех странных новостей, которые принес Водов, — свербеж в душе не только не утихомирился хотя бы на время, но и усилился. Это было обычное посещение двойника Доримедонта, претендента на оригинал, не предвещающее никаких сюрпризов. Предвкушая приятное времяпрепровождение и успокоительную беседу с двойником бывшего патриарха, Главный Визионер удобно устроился в кресле и направил увеличитель на крутые изгибы золоченой ткани саккоса, косвенным образом свидетельствующие о налитости тела Доримедонта какой-то не совсем приличной полнотой, — в соответствии с протоколом посещения патриарху надлежало быть во всем своем торжественном облачении, оригинальном, естественно, включая митру, увенчанную золотым крестом. Он стоял неподвижно перед абсолютно прозрачным бронированным стеклом, держа посох — тот самый, которым когда-то давным-давно стучал по сцене настоящий патриарх, возмущённый вызовом, брошенным ему и его религии каким-то безвестным волхвом, напоминая восковую фигуру, — на этот раз он даже не моргал, в чём Три Д убедился, переведя увеличитель на лицо Доримедонта, и даже вопрошающе покосился на старшего Хранителя, стоящего сразу за спинкой кресла.

решили меня надуть? выставили за стеклом восковую