Как любой хороший солдат, он умел ждать.

Вскоре кто-то прошел мимо и бросил горсть медных монет в пыль у его ног.

Он просидел так до раннего вечера, когда жара спала и свет начал тускнеть. Хозяева ларьков, продолжившие торговлю, уже зажигали свечи и лампы, озаряя уютным желтым светом товары и своих жестикулирующих покупателей. Наступала ночь со своими правилами. Даже запахи на площади изменились: теперь пахло не товарами, а ужином, не фруктами и пряностями, а жарким из мяса и рыбы, от чего, как был вынужден признать Эгар, его желудок стиснули болезненные спазмы.

Мимо, покачивая бедрами, прошла женщина, окутанная густым и прилипчивым запахом духов. Подошвы ее сандалий ступали с тихим скрипом, когда она обогнула «нищего». Узнав по запаху шлюху, Эгар ощутил легкое напряжение в паху, но он не поднял глаза, а она его не потревожила. Проститутки, как и все прочие, в этой новой роли предпочитали обходить его стороной. Он сгребал медяки, когда их бросали, и его кошелек был хорошо спрятан. Не считая плаща невезучего кавалериста, ничто в нем не могло привлечь чье-то внимание. Исключением стали разве что две тощие уличные псины: они пару минут обнюхивали его ноги, но, не обнаружив ничего съедобного, пустились дальше, отслеживая более многообещающие ароматы.

Что касается обитателей этого района, принадлежащих к человеческому роду, они уделяли Эгару не больше внимания, чем фигурам на барельефе, у которого он сидел.

А когда он пошевелился, сперва неуклюже после многочасового пребывания в неподвижности, то показалось – Эгар, подумав об этом, усмехнулся, – что одна из высеченных в камне доблестных фигур внезапно жутковатым образом ожила и покидает выветренные белые ряды, ибо где-то в лабиринте ночных улиц ее ждет иная, куда более грязная судьба.

Он отыскал среди прилавков торговца кофе, собрал горсть медяков и отсчитал цену чашки. Торговец даже не взглянул ему в лицо, сосредоточенно следя за подсчетом. Эгар выпил горькое варево – на сахар денег не хватило, а доставать свой подлинный кошель он не мог, – а потом вновь пробрался через толпу гуляющих и покупающих, прикидывая путь к Мосту. «Погонщика пони» – «Голову ящера», или как его там – уже наполняли посетители. Пестрая толпа парней с холма, из казарм иррегулярных войск, а также вольных наемников обеспечит ему отличное прикрытие. В былые дни Городская стража всегда обходила это место стороной, за исключением случаев острой нужды, и он сомневался, что за минувшие годы что-то сильно изменилось. Он будет там в безопасности достаточно долго, чтобы найти Харата, если тот окажется поблизости, предупредить и, вероятно, даже вразумить, пока такая возможность есть.

А если молодой ишлинак не появится, найдутся способы оставить ему сообщение.

Движение на окутанном сумерками Мосту было разреженным: в основном босые рабы неслись куда-то, выполняя отданные в поздний час задания, да время от времени звонко пели подковы, когда мимо пролетал торопливый верховой гонец. Где-то посередине он встретил лязгающую повозку, запряженную волами и идущую в другую сторону: огромные деревянные бочки, стоящие вертикально, со скрипом терлись друг о друга, а впереди сидел долговязый старый возница, завернувшись в плащ и клюя носом над поводьями. Эгар остановился и шагнул в сторону, пропуская повозку. Возница, чем-то встревоженный, приподнял голову, моргнул и уставился Драконьей Погибели прямо в глаза. Взгляд у него был на удивление пронзительный, учитывая поздний час и явный пожилой возраст. Он недолго сверлил Эгара взглядом, будто пытаясь вспомнить его по прошлой встрече, а потом кивнул, подтверждая что-то, известное им обоим в глубине души, но – быть может, не только для них, но для всех людей – неподвластное словам.

Эгар застыл, как громом пораженный. Потом повернулся и взглянул вслед повозке, которая с грохотом и скрежетом исчезала во мраке. По его спине пробежала слабая дрожь.

Он пожал плечами, окинул взглядом поблескивающую проезжую часть железного Моста и подошел к перилам со стороны эстуария, оперся о них, чувствуя боль во всем теле. Уставился на пеструю полосу света Ленты на черной воде. Ему пришла в голову смутная мысль: эта полоса похожа на символ «Продано», нарисованный каким-то кочевником из конных племен на боку жеребца цвета полуночи.

Как же давно у него не было хорошего коня. В городе, конечно, он и не нужен по-настоящему, а в других местах Драконья Погибель не бывал уже много месяцев.

Он пожал плечами: ну вот, нашел оправдание.

В верхней части огромной стальной колыбели Моста метался и завывал вечерний ветер. Слева и справа от Эгара мерцал город. В голове Драконьей Погибели порхали обрывки мыслей, невнятные от фландрейна, скользкие – не ухватить. Он отрешенно потер подбородок, почувствовал отросшую щетину. Внезапно понял, что не знает, позволит ли ей сгуститься и удлиниться, когда все это закончится, отрастит ли снова настоящую маджакскую бороду, пусть она теперь и будет унизана седыми прядями, или вернется к тихо бормочущему старику, с которого все началось, и опять все выскоблит до гладкости, как принято в этом городе.

«Ага, и еще надо рассказать старому говнюку, в какие неприятности он меня втравил».

Позади раздался смех, и мимо прошла стайка молодых уличных хулиганов. Он услышал, как веселые ребята приостановились, заметив одинокую фигуру у перил. Ощутил, что они приближаются. Нечто более холодное, чем фландрейн, проснулось в нем и смыло неопределенность: воскресли старые инстинкты. Он сунул руку под одежду, нащупал рукоять ножа. Скрыл усталость и повернулся, широко улыбаясь.

– Есть чо, малышня?

Они отпрянули, инстинктивно сгрудились позади вожака, когда сообразили, что предвещает эта улыбка. Эгар расслабился. Настоящие бойцы поступили бы наоборот – рассеялись, чтобы взять его в клещи.

Наверху, посреди стальных тросов и тьмы, гудел ветер.

– Что ж, тогда валите домой. Ваши матери как раз ищут, кому бы ткнуть в харю свои сочащиеся молоком сиськи.

От такого они зарычали, кто-то отрывисто выругался. Но это была лишь шайка уличных дворняг, и они сами понимали, что к чему; казалось, кто-то внезапно распорол бритвой их маскарадные костюмы городских удальцов, и осталось хвататься за испорченные тряпки, понимая, до чего те дешевые и бестолковые.

Эгар шагнул вперед, издал низкий горловой рык. Показал им зубы и обнаженный клинок. Они попятились и рассеялись, как косяк серебряшки при виде рыболовной сети. Драконья Погибель дернул им вслед подбородком и фыркнул, наблюдая, как мелькающие бледные пятки исчезают дальше по Мосту. Кровь побежала по венам быстрее, и это было приятно.

«Да-да, отличная работа, Рогоносцева Погибель. Твои победы становятся все грандиознее. Опомниться не успеешь, как получишь от императора парочку медалей».

Он стряхнул остатки фландрейнового самокопания. Мерцающий город на северной стороне звал его. Вытянув шею и заглянув через перила, он, кажется, разглядел красноватое свечение окон «Погонщика пони» у кромки воды внизу.

Он может спуститься туда за считанные минуты.