Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Задетый состраданием, когда уже на улице при лежащей женщине никого не было, он подбежал, желая ей помочь.
Хотя была очень тёмная ночь, склонившись над бессознательной, Талвощ чуть не крикнул, узнав в ней Досю Заглобянку.
Лежала бледная, мёртвая, так, как будто без жизни… но крови и ран не мог заметить.
Двери дома, из которого она выбежала, заступая дорогу Тенчинскому, были ещё открыты, когда все другие были закрыты, потому что все хозяева камениц опасались возмущения населения.
С помощью двух товарищей, которые подошли, Талвощ поднял с земли не подающую признаков жизни девушку и велел искать в открытом доме жилья для неё и света.
Выбежали также сразу хозяева с фонарём, и, поднимая совсем онемелую и мёртвую Заглобянку втроём, по лестнице занесли в комнату, которую она занимала на втором этаже.
Хозяйка, напрасно обливая её водой, хотела привести в себя. Казалось, что жизнь с последним криком отчаяния из неё убежала.
Талвощ, однако, упирался спасать и одного из товарищей послал за лекарем, а сам, что только мог, пытался выдумать для возвращения её в сознание.
Долго все эти усилия были напрасными, а отправленный за доктором так долго не возвращался, что литвин должен был выслать за ним другого приятеля, сам оставшись один с Досей.
Он и отчаявшаяся и заплаканная старая хозяйка так хорошо работали около бессознательной, что в итоге жизнь её начала возвращаться.
Кони, к счастью, не задавили лежащей среди улицы, чего Талвощ боялся, обморок был следствием волнения, какое испытала.
Едва открыв глаза и придя в себя, Заглобянка, когда припомнила всё, что её так испугало, сорвалась с криком с ложа и упала на него, бессильная.
Талвощ начал её, как умел, утешать и успокаивать. Разлилась вся в слезах и стонах.
Он говорил ещё ей, когда она вскочила.
– Король? Король? Что стало с королём? Это неправда! Он не мог уйти!
Она заломила руки.
Литвин не знал, что ответить.
Прибежала к нему со сжатыми руками, умоляя:
– Король? Скажи мне, что стало с ним? Эти злые люди, эти его враги, они готовы…
– С королём ничего случиться не могло, – отпарировал Талвощ, – потому что ушёл с вечера и его уже ни Тенчинский и никто не догонит.
Дося слушала, глядя ошеломлёнными глазами.
– Король, король ушёл? – прервала она. – Может ли это быть?
– Весь замок перерыли, нет сомнения, и не нашли его нигде.
Заглобянка уставила глаза в пол. Губы повторяли, шепча: король… король ушёл…
Ни слова… ни признака жизни… Навсегда.
Для литвина, у которого разрывалось сердце, не подлежало сомнению, что из всех французов только один король её интересовал. Он обуздал себя, чтобы не делать ей напрасных упрёков.
Через какое-то время она вернулась, шатаясь, на кровать и, скрывая лицо в подушках, начала плакать.
Поскольку высланные за лекарем не возвращались и Талвощ мало мог надеяться на их возвращение, поручив девушку хозяйке, ему казалось, что лучше сделает, оставив её одну.
Он потихоньку выскользнул из избы и вышёл снова на улицу, думая направиться в замок и посмотреть, что делалось у принцессы.
Ему казалось, что Дося, однажды победив первые впечатления, придёт в себя и сможет успокоиться.
Через рынок и теперь ещё пробиться было нелегко, спокойствие в город не возвращалось, кучки людей кружили по нему с криками, угрожая французам. По дороге в замок он постоянно встречал такие разъярённые группы, которые останавливали кареты сенаторов и никаким добрым словом не давали сдержать себя.
В воротах замка должны были поставить сильную стражу, чтобы теснящихся туда не пустить.
Сдерживали толпу тем, что принцесса была в замке и её следовало уважать.
Теперь одно это имя могло кое-как разоружить. Те, что не могли попасть в замок, осаждали его снаружи, не желая и не давая себя рассеять.
Талвощ, знакомый всем, один смог попасть в замок.
Принцессу с двором он застал наверху молящуюся. Конецкий успокоил тем, что Анна новость о побеге приняла, не показывая большого горя, а заботилась только о том, чтобы французам кривды не делали.
Охмистр, человек не слишком быстрого ума, догадался из этого, что принцесса, может, заранее вовлечённая в тайну, знала о побеге.
Литвину, поэтому, тут нечего было делать, и он сошёл вниз, когда Конрад, один из тех двух, которых он послал за лекарем для Дороты, прибежал, запыхавшийся, и схватил его за руку.
– Доктора я нигде не допросился, – крикнул он Талвощу, – но, пожалуй, его уже не будет нужно. Я был там, чтобы вам объявить, что ни одного не нашёл, а попал на то, когда твоя девка, как раз схватив чью-то шпагу и воткнув её при стене, сама ей себя пробила. Лежит, облитая кровью, и уже не знаю, жива ли.
Едва дослушав, Талвощ выбежал, ища коня, сам не знал, у кого его из рук в воротах выхватил и, вскочив в седло, помчался галопом, чтобы убедиться, нельзя ли ещё будет спасти несчастную.
Наверху он застал толпу людей и плачущих женщин, пол, весь запятнанный кровью, а Дороту на постели и при ней доктора, которого случайно с улицы притянули.
Грудь под рёбрами была глубоко пробита, рана страшная, потеря крови огромная, но девушка ещё жила, а лекарь, несмотря на её сопротивление, потому что руки женщины должны были держать её, так она вырывалась, останавливал уже кровь и завязывал рану.
Талвощ в молчании стоял над ложем. Поглядел вопрошающе на лекаря, который ответил ему сомнительным знаком.
Поскольку человек был молодой и неизвестный, а по одежде литвин узнал в нём немца, достал, что имел, денег, и втиснул ему их, заверяя его, что будет хорошо вознаграждён, лишь бы не оставлял несчастной.
– Принцесса Анна, служанкой которой она была, – шепнул он доктору, – наверное, займётся её судьбой. Я возвращаюсь в замок, дабы постараться о том, вы тем временем делайте, что можно, чтобы спасти ей жизнь.
С помощью хозяйки разогнав потом любопытных, Талвош вернулся к коню и погнал в замок.
У принцессы он застал плачущего епископа хелмского. Достойный старичок, когда сильней был взволнован, всегда должен был облегчать себя горючими слезами.
Старый слуга дал знак принцессе, что хотел говорить с ней; она вышла сразу к нему.
– Я нашёл Заглобянку, – сказал он живо, – пришёл просить об опеке для неё и милосердии. Бедная девушка, узнав о побеге французов, убить себя хотела… опасно ранила себя. Некому посидеть с ней.
Он поглядел, принцесса Анна сложенные руки держала при устах, слушая его.
– Где она?
– Нельзя ли её в замок перенести? Я боюсь, как бы, предоставленная самой себе, она