недостаточно. Ей хотелось, чтобы он забрался к ней под кожу, чтобы прижал к себе так крепко, что затрещали бы кости.

– Бросьте его в темницу, – приказывает она, чеканя каждое слово, точно металл.

– Предательница! – выкрикивает Эгисф, пока стражники выволакивают его из зала. Она изо всех сил старается сохранить лицо, представляя себе гладкий камень, которого не коснулась рука скульптора, пока Эгисф не исчезает из виду. Над столом повисает тишина, старейшины глядят на нее, не решаясь заговорить.

– Когда Агамемнон вернется, он узнает, что его жена была верна и предана ему.

Старейшины внимательно наблюдают за ней, выпучив глаза. Они явно начинают беспокоиться, что всё это какая-то игра или что она лишилась рассудка. Вы ведь этого хотели? Чтобы я была сторожевой собакой и лизала пятки могучему царю?

– Сообщите новости людям в акрополе. Агамемнон плывет домой, а царица готовится его встречать. – Кадм кивает, некоторые старейшины ему вторят. – Расскажите им, как был взят город. Расскажите, как разграбили Трою, как разрушили храмы, как убили жрецов. – Старейшины недовольно хмурятся. Для богов нет худшего оскорбления, чем надругаться над святынями. – Напомните им, что Агамемнон и его люди возвращаются домой истинными героями.

Она замолкает, боясь, что они заметят желчь в ее сладких речах.

– У войны есть издержки, – откашлявшись, замечает Кадм.

– Разумеется, – с улыбкой отвечает Клитемнестра. – И вы должны напомнить людям, что это за издержки.

Кадм коротко кивает и удаляется. Остальные следуют за ним по пятам, боясь отстать.

В залу проникает свет, мягко касается фресок. Клитемнестра проходит вдоль стен, обводит пальцем каждую нарисованную фигуру, каждую травинку. Ей больно от мысли, насколько легко ей теперь дается ложь. Когда-то ей так же легко удавалось проявлять отвагу, благочестие, порядочность. Но это было в другой жизни.

Следующее утро приносит обещание самого жаркого дня в году. Электра и Хрисофемида терпеливо ждут, пока Клитемнестра стоит у окна, всматриваясь в белые стены акрополя, а Эйлин в это время прибирает ее волосы. Люди снуют туда-сюда, вычищая улицы к приезду своего царя. Одни мужи отодвигают с дороги повозки и сундуки, другие плещут водой на мостовые. Когда на ее голову мягко опускается венец, Клитемнестра оборачивается к дочерям.

– Вы не будете ужинать с нами сегодня, – говорит она. – Вы поприветствуете вашего отца и сразу исчезнете.

Электра ничего не отвечает, играет с кольцами на пальцах, с драгоценными камнями в оправах из блестящего золота. Клитемнестра глядит на руки дочери, чистые и гладкие, а затем переводит взгляд на собственные, исполосованные шрамами.

– У ваших комнат будет стоять стража. Что бы ни случилось, не выходите оттуда.

Хрисофемида озадачена.

– Мама? – Ее косы украшены лентами и маленькими сверкающими камешками. Клитемнестра целует дочь в лоб, едва касаясь губами ее кожи.

– Идите. Армия уже здесь.

Дочери обмениваются взглядами, и в этот же момент до них долетает шум лошадиных копыт, вздымающих пыль.

Они спешат на стену у Львиных ворот, посмотреть на прибытие армии. С высоты войско похоже на муравьиный рой, расползающийся по бесплодной земле. Двое мужей во главе колонны держат в руках микенские знамена. В них что-то изменилось, Клитемнестре не сразу удается разглядеть пурпурные пятна на изображении льва. Микенский победитель упивается кровью троянских царей.

Воздух раскален, как горнило, но Клитемнестра терпит молча. Она рассматривает каждого крошечного муравья, пока ее взгляд не находит мужа. Это несложно: он скачет впереди, рядом с колесницей, груженной военными трофеями. Она ждала, что это зрелище причинит ей боль, но внутри у нее пусто. Вот как месть меняет людей – их кожа становится бледной и холодной, как у морских богов.

Его кираса переливается под палящим солнцем, но теперь она замечает еще и другое – мужей, ковыляющих среди валунов и кустарников, как раненые псы. Когда они подходят ближе, становятся отчетливо видны их искалеченные тела: отсутствующие конечности, выбитые глаза, всё еще гниющие раны.

В колеснице Агамемнона, среди золота, ковров и амфор, сидит девушка, ее кожа – цвета темной дубовой коры. Руки связаны, на лице заметен синяк, полуприкрытый ниспадающими волосами. Трофейная рабыня. Клитемнестра скорее умерла бы, чем стала так жить. «Даже у раба есть выбор, – сказала как-то ее мать, – рабство или смерть». Но разве это выбор?

Клитемнестра смотрит вниз, а девушка поднимает взгляд наверх. Их взгляды на мгновение встречаются, и в следующую секунду колесница исчезает за воротами.

34. Правосудие царицы

Пир

Залитая светом трапезная содрогается от шума, слуги носятся вокруг с полными блюдами яств, воины поглощают вино так жадно, словно никогда его прежде не пробовали. Царь сидит во главе стола, Клитемнестра занимает место по левую руку от него, как и всегда. После стольких лет видеть его алчное лицо так близко… Оно выжигает воспоминания на ее коже, как раскаленное лезвие. Но она невозмутима. Напротив нее, по правую руку от Агамемнона, сидит Калхас, а это значит, что ей никак не избежать лицезрения рябой физиономии провидца. Но это и хорошо: она хочет вглядеться в нее. Десять прошедших лет, похоже, не оставили на нем ни единого следа: он по-прежнему выглядит скрюченным и раздувшимся, как мертвец, выброшенный на берег волной. Рабыню Агамемнона тоже привели к столу и приказали ей занять место рядом с Клитемнестрой. Она сидит прямо и держит спину гордо, как царица, но у нее дрожат руки. В какой-то момент Клитемнестра начинает опасаться, что та схватит со стола нож и заколет ее.

– Я тебя не представил, – говорит Агамемнон. – Это мой военный трофей, моя паллаки. – Наложница.

Клитемнестра понимает: это слово, произнесенное во всеуслышание, призвано унизить их обеих. Но девушка не опускает взгляд, как сделала бы рабыня. Она смотрит Клитемнестре в глаза, дерзко, словно оценивая, осмелится ли та ее пожалеть. Она не знает, что Клитемнестра сочувствует ей просто потому, что понимает ее. Однажды я сидела за этим самым столом совсем как ты. Не рабыня, но пленница в царском доме.

– Как тебя зовут? – спрашивает Клитемнестра.

– Кассандра, – отвечает девушка и, немного выждав, добавляет: – Дочь Приама. – Царя Трои. Она говорит на их языке медленно и неуверенно, каждое слово тяжело перекатывается у нее во рту, как заостренный камень.

– Эта девица непростая, – говорит Агамемнон, глядя на Клитемнестру. Он кивает в сторону девушки, в его глазах мерцают веселые искорки. – Видела бы ты, как она дерется. Я подумал, что тебе она понравится.

– Кассандре очень повезло, что наш царь выбрал ее, – встревает в беседу Калхас. От звука его вкрадчивого, вязкого голоса у Клитемнестры перехватывает дыхание. Ее словно окунули в кипяток, и теперь