Скиталец, рожденный убить врагов своего отца, человек, которому суждено принести крах всему своему роду, – так долгие годы говорили старейшины, отправляя разведчиков на поиски Эгисфа. «Его отец был чудовищем», – заявляла им тогда Клитемнестра, но старейшины в ответ лишь качали головами:

– Вы женщина. Вам не понять сыновней верности отцу.

Они ошибались, как всегда. Она понимает, что такое возмездие – древний дух, живущий в каждом и готовый вырваться наружу. Это сеть, каждая ниточка которой пропитана кровью матерей и отцов, дочерей и сыновей. И она становится всё шире, ведь Эринии ни на миг не перестают вплетать в нее новые ловушки.

Но неужели Орест действительно примет сторону отца, который убил его сестру, как жертвенную скотину? Неужели он соберет армию и пойдет против своей матери? Она научила его всему, что он знает. Она указывала ему на слабости других мальчишек и объясняла, что милосердие не поможет одержать победу. Она была рядом, когда он взял в руки свой первый меч, когда впервые взобрался на коня. Она хотела, чтобы он вырос сильным и благородным мужем, грозным, но не кровожадным. Возможно, она перестаралась. Быть может, стоило в первую очередь научить его быть преданным. «Разве из хороших мужей получаются хорошие военачальники?» – спросил он однажды, ухмыляясь.

Ее охватывают беспокойство и опасение. Она поднимает глаза. Эгисф сверлит ее взглядом, точно волк, приметивший овцу.

– Орест женится на Гермионе, – говорит Клитемнестра. – Он уедет в Спарту до того, как Атриды вернутся с войны. Так он сможет начать заключать союзы, укрепит свое положение и внушит людям уважение еще до того, как царь Спарты прибудет домой. – Выражение на лице Эгисфа согревает ее, как первое весеннее утро после долгой зимы. – А потом, после того как я разберусь с его отцом, он вернется в Микены и покажет мне свою преданность.

Она отсылает сына в Спарту в последние дни весны.

На рассвете они вместе отправляются к Львиным воротам. Акрополь еще не проснулся, полусонные женщины устремляются к ручью с охапками грязных туник. Орест привязывает к поясу кинжал, в оранжевом утреннем свете его профиль особенно красив.

– Будь добр к Гермионе, – говорит Клитемнестра. – Обращайся с ней как с равной. Она не ниже тебя.

– Хорошо, – отвечает Орест, одарив мать своей очаровательной улыбкой.

– И не тащи в свою постель других девиц, – добавляет она, на что сын разражается смехом. – Твой дядя именно так и потерял свою жену.

Орест кладет руки матери на плечи.

– Ты слишком сильно беспокоишься. К тому же я знаю, что сотворит со мной дядя Полидевк, если я обижу его любимую племянницу.

Она всматривается в его прекрасное лицо, в каждую черту, в каждую крошечную морщинку.

– Будь осторожен. Не теряй бдительности, найди тех, кто будет тебе предан. Дядя тебе поможет, но не забывай и про советников. В Спарте многое изменилось. Большинство знатных семей теперь преданы Менелаю. Для них ты будешь чужаком.

Он глядит на нее со всей серьезностью, и она узнает взгляд его отца, ту же сосредоточенность, с которой тот слушал всё, что находил важным.

– У всех есть друзья и недруги, особенно – у царей и цариц, – добавляет она. – Вспомни об этом, когда придет время.

Лошади готовы, Ореста зовут его люди. Она хочет вцепиться в сына и не отпускать его от себя. Но она сделала свой выбор и уже не может свернуть с пути.

Орест целует мать в лоб.

– Я запомню, – говорит он. Она думает, что сейчас он развернется и пойдет прочь, но вместо этого Орест берет ее лицо в свои руки. – А ты будь осторожна с Эгисфом, мама. Он тебе не враг, но и не друг.

Она поднимается на стену, чтобы посмотреть, как Орест поскачет навстречу рассвету. Эгисф уже там, не сводит глаз с ее сына. При виде его Клитемнестру внезапно начинают одолевать сомнения, словно сама земля вдруг начинает раскачиваться у нее под ногами. Крошечное солнце показывается на горизонте, расплескивая яркие краски по небу, где тут же гаснет последняя упрямая звезда. Эгисф оборачивается к ней, глядит не моргая.

– Орест убежден, что мне не следует тебе доверять, – говорит она. – Старейшины полагали, что мне не стоит тебе доверять. Леон предупреждал меня, чтобы я не доверяла тебе. Стоит ли мне беспокоиться о твоей преданности?

Внизу, в долине, Орест уже превратился в точку, стремительно пересекающую их земли. Совсем скоро он доберется до холма и скроется за ним.

– Твоего верного пса Леона больше нет, – отвечает Эгисф. – Ореста тоже нет. И старейшин нет. Ты сама об этом позаботилась. – Он упрямо выдерживает ее взгляд. – Остались только ты и я.

Удивительно, каким устрашающим он может быть. Она знает, что он любит ее, и всё же порой он забирается обратно в свою нору, полную страхов и подозрений, которую вырыл себе за годы одиночества.

Он преклоняет перед ней колени и берет ее руку. Его ладонь на ощупь холодная и сухая.

– Я всегда буду предан вам, моя госпожа.

33. Лев возвращается домой

Вода в ванне приятно холодит кожу. В купальне царит тусклый свет, за окном, точно морские волны, простираются холмы. Она закрывает глаза и погружается под воду. Интересно, так ли ощущается смерть, думает она. Может, ее прекрасная Ифигения так же мирно покачивается где-то на невидимых волнах и золотистые волосы, колыхаясь, обрамляют ее лицо? Она всплывает, рука нащупывает холодное лезвие кинжала, лежащего на полу. Его острота приносит ей умиротворение, она пытается отделаться от неприятных мыслей. Днем в акрополе завязалась драка, и ей придется обсудить это с начальниками стражи. Двое мужей убиты. Старейшины обмолвились, что ссора разгорелась из-за какой-то сделки, которую заключили торговцы, а после отказались отдать часть золота. Она подумывает вызвать этих торговцев прямиком в мегарон, чтобы раз и навсегда преподать им урок повиновения…

Именно тогда она и замечает огонь. Что-то горит вдалеке, прямо на холме перед акрополем, пламя взвивается к небу, как стайка алых ибисов. Она выбирается из ванны и подбегает к окну, оставляя на каменном полу лужицы воды. На холме со стороны Афин и Дельф мерцает еще один огонек. И дальше еще один – такой крошечный, словно сверкнувший в темноте глаз.

Троя пала.

Она стоит у окна, не в силах сдвинуться с места, и наблюдает, как искры сигнальных огней вспыхивают в беззвездной ночи. Пламя оголодало, разрастается, и вскоре ее глаза наполняются живым блеском. Это зрелище пробуждает в ней жуткий голод. Насилие всегда порождает еще