Но этого не понадобилось. Процессию уже остановили без моего вмешательства. И Сын Бога убеждал окружившую их толпу не убивать короля и его слуг, подтверждал слова короля о том, что он добровольно согласился быть арестованным. Перетрусивший король блеял что‑то в подтверждении слов Максима (как будто слова Сына Бога нуждаются в подтверждении!) и даже вернул ему Меч. Максим покорно принял его.

Выглядел он бесконечно уставшим. Уставшим от бесконечных страданий, от разочарований, от всего, что творится в нашем мире и чему от так и не смог воспрепятствовать. И он хотел только одного, чтобы ему не мешали.

Я не осмелился начать уговаривать его выйти из‑под ареста. Слишком это было бы жестоко по отношению к нему. Но я твёрдо решил, что не допущу его казни, не дам мучить его на дыбе. Ни за что не дам.

Когда Максима увезли в замок короля, я немедленно потребовал от короля аудиенции. Смертельно перепуганный король тут же принял меня.

И я ему выложил всё, что думаю про сложившуюся ситуацию. Предельно откровенно и без всяких словесных выкрутасов. Сказал, что знаю, кто такой на самом деле Его Великая Святомудрость, и как он управляет королём, знаю, что этот старый упырь уже приказал казнить Сына Божьего. И я поклялся, торжественно поклялся перед королём честью своего древнего рода, в котором не было ни одного клятвопреступника, поклялся, что если Максима тронут в замке короля хотя бы пальцем, то сам, лично подвешу короля на дыбу и буду медленно вытягивать из него кишки.

Я ещё кое‑что сказал ему, сказал про то, что Максим – Сын самого Бога. Но трусливого короля это интересовало мало. Гораздо больше его занимала угроза смерти на дыбе. Тем более, что, как я понял, точно такая же участь ожидала его и в том случае, если он не казнит Максима, не выполнит приказ Его Великой Святомудрости. Я уверил короля, что пока я жив, Его Великая Святомудрость ничем не сможет повредить королю. И что вообще королю ничего не угрожает, пока я жив и жив мой господин Максим.

И я действительно делал всё для того, чтобы оградить короля от опасностей и угроз. По моему приказу перехватывались все, пытавшиеся выйти из замка или, наоборот, проникнуть внутрь. Перехватывались и немедленно доставлялись ко мне, а я с помощью палачей узнавал, что им поручено было передать, кому и от кого.

Ничего неожиданного я для себя не узнал. Его Великая Святомудрость требовал от короля, угрожая ему казнью ещё более ужасной, чем я, немедленно умертвить, как он говорил, Посланника Дьявола. Точно такие же требования с подобными угрозами шли и от Сына Чёрного Дракона. Шли, но не доходили до адресата. А король через своих посланников жаловался на меня, осмелившегося угрожать ему, и спрашивал, что ему делать.

Пришлось мне на всякий случай ещё раз встретиться с ним и сообщить, что знаю обо всех его посланиях.

Король побелел так, что я даже испугался, не умер бы он от страха. Он явно решил, что дыба его ждёт немедленно. Возможно, именно так мне и надо было бы поступить с ним, но после некоторых колебаний я решил оставить малодушному негодяю жизнь. Если убить его, неизвестно ещё, кто окажется на его месте, и чего можно будет ожидать от нового короля. От этого же мальчишки, запуганного мной до потери рассудка и тщательно огороженного ото всех, кто мог бы запугать его ещё сильнее, неожиданностей не предвиделось.

Когда Чёрные Колдуны и Святая Церковь поняли, что все их послания королю перехватываются, они попытались действовать иначе.

Чёрные Колдуны предприняли штурм королевского замка. Причем не только пустили под стрелы и мечи обманутых и околдованных ими людей и животных. Впервые в этой войне они пошли в бой и сами.

Я приказал как можно больше захватить их в плен живьём. Потому что знал, что лучший способ заставить Колдунов сделать что‑нибудь – это угрожать им смертью их соплеменников.

Чёрных Колдунов мои люди брали живьём. А остальных врагов безжалостно уничтожали. Используя всё имеющееся у нас оружие.

Победа была молниеносной и полной, потерь с моей стороны почти не было.

Вскоре после штурма в замок короля попытался проехать Его Великая Святомудрость. Я предвидел такую попытку, был готов к встрече и заранее запланировал убить его. Но почему‑то в последний момент не решился, ограничился только лишь тем, что не пропустил в замок никого из его свиты.

Не знаю, почему я смалодушничал, чего так испугался. Когда я взглянул в его бесцветные водянистые глазки, меня охватило необъяснимое оцепенение, и язык мой, уже готовый отдать приказ, неожиданно онемел, присох к нёбу.

Непрост этот старик, ох, как непрост! В колдовстве он сто очков форы даст любому Чёрному Колдуну. Не только из‑за его дьявольской хитрости и дьявольской жестокости так его все боятся. Умение подчинять своей воле одним лишь взглядом – у него тоже воистину дьявольское.

Но всё равно власти его виден конец. Можно ли было ещё месяц назад даже представить, что кто‑то мог не пустить куда‑либо главу Святой Церкви! А теперь – это не только никого не удивляет, многие как раз наоборот, удивлены тем, что я вообще отпустил его живым. Люди, возглавить которых поручил мне Святой Максим, представляли теперь из себя огромную силу, гораздо большую любой другой силы в этом мире. Мы были теперь сильнее Чёрных Колдунов, сильнее даже всемогущей Святой Церкви.

Эх, если бы Максим потерпел ещё чуточку! Сил у нас сейчас много как никогда, самое бы время повести людей на решающий бой, никто бы тогда не смог устоять, никакие Силы Зла.

Но нет, не смог бы Максим пойти на это, не смог бы начать бой, в котором погибло бы неисчислимое количество невинных. Если бы он мог решиться на такое, он не был бы Святым, не был бы Сыном Бога. Тем более, в Первой Книге ясно сказано, что Сын Бога покинет этот мир, так и не сумев обуздать Зло.

Значит, дать решающий бой Злу предстоит кому‑то другому. И произойдёт это только после Ухода Максима. Может быть – как раз мне и предназначено возглавить идущих в этот бой, неспроста же именно меня назначил Максим своим преемником.

Люди, которых я возглавил по приказу Святого Максима, всё настойчивее требовали от меня его освобождения. Мои слова о том, что Максим отправился в своё заточение добровольно, и что не дело – противиться воле Сына Бога, воспринимались не очень благосклонно. Очень уж велико было желание освободить из заточения Святого Максима! Оно было сильнее даже воинской дисциплины, сильнее Веры в невозможность изменить то, что записано в Первой Книге. И с каждым часом это желание ворваться в замок и освободить Сына Божьего всё усиливалось.

Напряжение нарастало, и я отлично понимал, что долго мне его не сдержать. Независимо от моей воли очень скоро толпа пойдёт на приступ замка. И не поздоровится любому, в том числе и мне, кто рискнёт попытаться ей помешать.

Поэтому, понимая, что другого выхода просто нет, я решил всё‑таки сам возглавить неизбежный штурм. Хотя и знал, что Спасителя всё равно ничем не спасти.

Так и вышло.