Загрохотал очередной поезд метро. Девушка схватила меня за локоть и сильно дернула назад, за колонну. Я отпрянул и полетел куда-то вниз, к центру Земли. Потоки света струились сквозь меня. Я растворился в них. Боль сменилась упоительной радостью. Одиночество кончилось; я снова был частью целого, частью бесконечного процесса рождения и умирания. Та же сила, что уничтожила меня, сотворила меня заново, и я был частицей этой силы.

Я глубоко вдохнул – и это был мой первый вдох. Я был крошечной искоркой в океане света. Нет, не так – я был звездами, нёсшимися в эфире Космоса, чтобы, превратившись в жёлтый карлик, вдруг взорваться и стать сверхновой звездой, а потом загадочной Туманностью Андромеды.

Я открыл глаза. Прямо над моей головой нависало лицо Булгакова. Нельзя было не узнать его коротко стриженную голову с артистическим пробором и этот нахальный монокль в правом глазе. Только на этот раз его тонкие губы растягивала улыбка. Я закрыл глаза и услышал смех. Я знал, что это смеется Булгаков и что каким-то образом в этом мрачном тоннеле метро, неглубоко под поверхностью земли, я был нечаянно благословлен зарницей Счастья – счастьем нового моего рождения, моей другой жизни. Когда я снова открыл глаза, Булгаков исчез. Шелестели в ушах только его слова: «…Всё будет хорошо… всё будет хорошо… всё, все будет хорошо…»

Девушка подбросила меня к гостинице «Астория», а её «железный конь» с трескучим рёвом унёс мою амазонку в городские ущелья.

Визит инквизитора

«Слышите, грохочут Оры!

Только духам слышать впору,

Как гремят ворот затворы

Пред новорождённым днём.

Феба четверня рванула,

Свет приносит столько гула!

Уши оглушает гром,

Слепнет глаз, дрожат ресницы.

Шумно катит колесница,

Смертным шум тот незнаком.

Бойтесь этих звуков. Бойтесь,

Не застали б вас врасплох.

Чтобы не оглохнуть, скройтесь

Внутрь цветов, под камни, мох».

Гёте II-я часть «Фауста»

Вот и утро. От гостиницы «Астория» до Эрмитажа рукой подать. Когда я свернул от памятника Екатерины Великой на Невский проспект, то лицом к лицу столкнулся…с Гаральдом Люстерником.

– Ба! Рудольф! Какая встреча! – вскричал тот. – Вы как здесь?

– Гаральд Яковлевич, честь имею! – с радостью произнёс я. – А вы по какому поводу здесь?

– Тут в Эрмитаже открылась выставка, вернее – экспозиция, связанная с писателем Булгаковым: артефакты, документы, бумаги разные, – охотно признался Люстерник и добавил: – Вы же сами, небось, знаете, что русские бояре в XVIII веке свезли в Россию пол-Европы. И всё в Санкт-Петербург. Не то что нынешнее племя олигархов… Ха-ха… На всю Европу гремели богатейшие коллекции Строгановых, Шуваловых, Воронцовых… Матушка Екатерина Алексеевна основала один из величайших музеев мира – Эр-митаж.

– Совпадение, – сказал я, – и я тоже направлялся в Зимний дворец именно по этому поводу.

Скоро мы уже были у парадного подъезда Эрмитажа. Люстерник попросил меня подождать, а сам исчез в каком-то кабинете. Скоро он вышел вместе с вальяжным мужчиной, которому представил меня:

– Рудольф, независимый исследователь жизни и творчества Михаила Булгакова. Профессионально интересуется артефактами, манускриптами, документами великого русского писателя.

– Очень приятно, – кивнул тот и коротко бросил: – Следуйте за мной, господа.

Сначала мы спустились вниз, в нескончаемый лабиринт подвалов. Шли какими-то коридорами, минуя заставленные предметами помещения, проходя запертые кованые двери, знаменитые запасники Эрмитажа.

С меня как будто сдёрнули повязку с глаз. Осмотревшись, я ахнул: я находился в небольшой, но роскошной зале, исполненной зеркальным паркетом и выкрашенной в салатно-золотистые тона. Со сферического потолка, расписанного библейскими сюжетами, свисали феерические люстры с хрустальными гирляндами и свечами в легких подсвечниках. Величественность увиденного дополняли лаконичные пилястры с изящными канделябрами и небольшие, парадно расписанные золотыми квадратами, двери вкупе с ажурной решеткой анфилад второго этажа.

Я понял, что мне предоставлена возможность осмотреть это средневековое чудо. Какое великолепие открылось перед моим ясным взором! То передо мной шла череда небольших гостиных, обтянутых китайскими шелками, вытканными изображениями фантастических птиц. Впечатляли фарфоровые и зеркальные комнаты, будуары со стенами бледно-зеленого цвета, украшенными золотыми орнаментами, мозаикой из разноцветного искусственного мрамора, изображавшей листву каких-то экзотических деревьев, рисунками в виде перьев. Меж причудливых арабесок, украшавших потолки, резвились серебряные обезьяны. Здесь было собрано все самое прекрасное, самое изящное, созданное гением рококо, все то, что могла придумать самая изощренная фантазия для услады глаз и ума, для покорения сердец и пробуждения самых высоких чувств.

Из окон был виден роскошный парк правильной английской планировки, с перспективой, открывавшейся в конце аллей, протянувшихся между сплошными зелеными стенами из подстриженных на испанский манер деревьев. В этих рукотворных лесных кущах угадывались нескончаемые рощицы с фонтанами и статуями, в которых можно было запросто заблудиться.

По наитию я понял, что мне придётся пройти через анфиладу неких помещений, чтобы достичь некой экспозиции М.А. Булгакова. Нутром чуял, что стоит подчиниться нашему гиду и терпеливо ждать. Это был мой последний шанс: собрать воедино части головоломки, которая и будет той Вселенной под названием «Булгаков». Здесь сложатся воедино великие произведения мастера, его терновый путь как посланца из иного мира, тайные эзотерические общества, полпреды в чёрном, мои собственные странные выходки, наконец этот секретный зал «X» и всё остальное. Я не хотел спешить. По крайней мере, не сейчас…

Но я вовремя опомнился, осознав, для чего я тут и какова моя миссия. П отправился искать помещение или, точнее, кабинет – все то, что было тесно увязано с именем «Булгаков…»

Я, будто во сне, переходил из зала в зал, из помещения в помещение, разглядывая миниатюрные головы, бронзовые фигуры, бюсты мифологических героев, чьи-то картины маслом, пастели. Все, что творили скульпторы и художники всех времён и народов– от крохотных гипсовых миниатюр до античных статуй. Весь этот творческий симбиоз придавал скульптурам удивительную целостность – словно материя и дух слились воедино и на мгновение застыли между небом и землей. Ни старомодных изысков, ни авангардных эффектов. Побродив по залам, обходя скульптуры, поднимаясь и спускаясь по лестницам, я повсюду искал Булгакова, но не находил и следа этой загадочной экспозиции: ни прекрасных бюстов великих людей, прославивших человечество, ни звучавших гениальных музыкальных пассажей. Не померещилось ли мне все это? А спокойствие, которое снизошло на меня ночью, а уверенность, что я, подобно одной из восхитительных скульптур С.Д. Меркулова, впервые в жизни обрёл душевное равновесие и мир с самим собой? Неужели то была только химера, прощальная выходка усталого и помрачённого рассудка?

Я обошёл все залы и помещения