Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гунил. Как я скучаю по тебе. Воспоминание о его улыбке заполнило ее разум, о том, как она начиналась в его глазах.
'Гунил?' сказал Дрем.
У него хороший слух.
'Гигант', - сказал Сиг. 'Друг.'
Больше, чем друг.
'Вы были близки?'
Да, — вздохнула Сиг.
Я никогда и ни с кем не говорила о Гуниле. Есть что-то в этом парне, в нем есть доброта.
'Смерть и душевная боль — это все о смерти', - тихо сказал Дрем. Он поднял глаза на Сиг. Значит, Галла виновен в смерти моей мамы. Не он нанес удар, но он возглавил атаку".
'Да, можно сказать и так'. Сиг согласно кивнула.
'И за смерть твоего Гунила тоже.'
Сиг долго смотрела на него.
'Да', - прорычала она.
Рэб взмахнул крыльями и пролетел сквозь щель в пологе над головой.
'Уже близко, — прокаркал ворон. Здания, факелы горят.
Вот оно, — сказал Дрем, хотя место вряд ли нуждалось в указании.
Они стояли к северу от шахты, за скоплением валунов и боярышника; Дрем повел их по широкому кругу вокруг лагеря, и все они считали, что любой дозор должен быть направлен скорее на запад, к дороге на Кергард. Был закат, небо над головой было тускло-оранжевым, переходящим в розовый и фиолетовый цвета.
"Выглядит тихо", — заметил Каллен.
Да, так и есть, — согласился Кельд. Возможно, это засада.
Надеюсь, это засада", — сказал Каллен, кончиками пальцев касаясь рукояти меча.
Сиг вдохнула.
'Он всегда такой?' спросил Дрем.
'Как что?' Каллен нахмурился.
'Так жаждет кровопролития'.
'Да', - сказали Сиг и Кельд вместе.
Рэб пролетел вниз и приземлился на ветку боярышника.
'Только несколько на стенах. Что-то происходит внутри. Встреча. Плохой запах".
'Какой план, шеф?' спросил ее Кельд.
Мы будем штурмовать укрепленную позицию с неизвестным количеством врагов внутри, только вчетвером, с медведем, гончей и вороном?
Кельд прав, нам нужна надежная информация, чтобы передать ее Бирн.
Но там горожане из Кергарда, среди них друг Дрема. Еще больше невинных, которых, скорее всего, убьют кадошимские подонки.
Она вспомнила о клятве Ордена — защищать слабых, сражаться за них. Она посмотрела на свою ладонь, на шрам — серебряную линию, где она скрепила его собственной кровью.
Она знала, что они уже должны вернуться в Дан-Серен.
Но если я уйду сейчас, погибнут невинные. А как же этот Меч Звездного Камня? Могу ли я просто уйти и оставить его в руках Кадошим, чтобы творить Элион знает какое зло. Если мы сможем получить его, я полагаю, мы остановим мир от зла.
Сиг посмотрела на небо.
Мы подождем сумерек", — сказала она, чувствуя, как будоражится кровь, и скривила губы при мысли о том, что Кадошим так близко. И я думаю, что Хаммер должен быть одет по случаю". Затем она сняла с пояса нож и проверила его острие большим пальцем.
Как раз достаточно времени для бритья. Она улыбнулась Каллену.
'Что?' подозрительно сказал Каллен.
Дай мне руку", — прошипела Сиг, перегнувшись через стену и протягивая руку Дрему. Он подпрыгнул и поймал ее запястье, а затем Сиг уже тащила его вверх и вверх по частоколу стены шахты, оба низко пригнувшись.
Было уже совсем темно; приготовления Сиг заняли немного больше времени, чем она ожидала. Стена была плохо охраняемой и освещалась лишь изредка, поэтому потребовалось всего несколько ударов сердца, чтобы убедиться, что их не заметили, и вот Дрем уже спускался по лестнице, а Сиг спрыгнула с дорожки в снег. Они пересекли открытое пространство и прижались к стене, Дрем скользнул вперед, а Сиг уверенно последовала его примеру. Сотня ударов сердца, и они оказались в глубине лагеря, а кислотная вонь впилась Сиг в горло. Дрем повернулся и подал знак, указывая на крышу одноэтажного здания с дерновой крышей. Сиг в мгновение ока оказался на ней, а затем протянул Дрему руку помощи. Они ползли по дерну, Сиг старалась распределить свой вес. Трава щекотала ей лицо. А потом они смотрели вниз на сцену, от которой даже у Сиг мурашки побежали по коже.
Это было открытое пространство, освещенное множеством факелов, пламя которых развевал ветер. На одном конце поляны возвышался валун размером с дом, и тусклый блеск железных прутьев, освещенных пламенем, указывал на бесчисленные тюрьмы, о которых рассказывал Дрем. В их тени бродили какие-то фигуры. Из этих укромных уголков исходило осязаемое зловоние. В центре поляны стоял стол, на нем были разложены различные мясницкие инструменты, а также множество частей тела. Местами древесина была окрашена в черный цвет.
На дальнем краю поляны виднелись другие строения. Сиг слышала, как со стороны этих построек доносилось медвежье ворчание и повизгивание, хотя не могла с уверенностью сказать, что это именно то здание.
А на поляне стояла толпа аколитов, человек сорок, может, пятьдесят. Среди них двигались другие формы, их движения были неестественными: спины, обтянутые мускулами, руки и ноги слишком длинные для их тел, рты и руки изрезаны зубами и когтями, не принадлежащими людям. Еще больше фигур двигалось в тени за светом факелов.
Дрем не преувеличивал.
'Ты видишь своего друга, Ульфа?' прошептала Сиг Дрему.
Тот покачал головой.
Наступила тишина, и из темноты появились фигуры — процессия, во главе которой шел кадошим. Он был высок, темные волосы зачесаны назад и завязаны в узел на затылке, резкие черты лица и разрез глаз придавали ему вид рептилии. Его нос был тонкой линией.
Когда он вошел на поляну, среди собравшихся аколитов раздалось скандирование.
'Гулла, Гулла, Гулла'.
Сиг протянула руку к Дрему и схватил его за запястье.
Гулла, верховный капитан Кадошим, — шипела она. Второй после Асрота.
Капитан Кадошим прошел сквозь толпу, и она расступилась перед ним, его процессия следовала позади: двенадцать, четырнадцать фигур, подсчитал Сиг, все в плащах и капюшонах. Они остановились в пространстве между столом и валуном, образовав полукруг позади Галлы. Двое из них встали у его плеча, откинув капюшоны. Как и Гулла, они были светлокожими и темноволосыми, с размашистыми крыльями, одетыми в ржавые, железно-серые кольчуги и рваные плащи. Но они были другими: их головы были обриты, как у аколитов, и они были ниже ростом и коренастее.
Кто они? Кадошим? Но они не похожи ни на одного кадошима, которого я когда-либо видела.
"Этой ночью перелом в великой войне", — прокричал Гулла, голос был извилистым и чужим. Раздались одобрительные возгласы, рычание и шипение.
'Дети мои', - позвал Гулла, и