— Ха, — сердито фыркнула Лиза.

— Ты, кстати, не рассказывала мне, что у тебя есть друг, — продолжал Буковски, одновременно пытаясь понять, что он сделал не так, чем рассердил Лизу.

Он же не виноват, что именно таким образом узнал о ее беременности.

— Может, пойдем отсюда? — спросила Лиза. — Я хочу домой. Я хочу принять душ и больше ни о чем не думать.

Буковски вздохнул.

— Да что с тобой происходит? Почему ты так злишься на меня?

Слеза сбежала по щеке Лизы. Она убрала руки с колен и вытерла слезу.

— Все напрасно, — резко сказала она. — Полицейская школа, многочисленные семинары и учебные курсы — все впустую. После следующей аттестации меня должны были повысить в звании. А теперь? Теперь это невозможно.

Буковски встал.

— Нет ничего невозможного, — возразил он. — Многие женщины, родив ребенка, возвращаются на работу.

Лиза, похоже, пропустила реплику Буковски мимо ушей.

— Я вообще не знаю, как быть с этим ребенком. Я совершенно к нему не готова. У меня есть двухкомнатная квартира. Господи, ну почему это должно было случиться именно со мной?

— В некоторых семьях дома остается мужчина, а женщина идет работать, — неуклонно гнул свою линию Буковски.

Лиза покачала головой.

— Быть беременной — такое дерьмо. Вся жизнь коту под хвост.

Буковски вскочил.

— Давай я отвезу тебя к твоему другу и поговорю с ним?

— Чертовы пилюли, — крикнула Лиза. — Ну как, как я умудрилась забеременеть?! Надо вкатать иск производителю.

— Лиза, может, я поговорю с твоим другом, если уж ты не хочешь? Или ты не считаешь, что он имеет право знать, что скоро станет отцом?

Лиза сердито посмотрела на Буковски. Если бы взглядом можно было убить, Буковски немедленно упал бы замертво.

— Ты один во всем виноват! — крикнула она ему.

Буковски изумленно уставился на нее.

— Я-то тут при чем? — пробормотал он.

Лиза встала с постели и обулась. На ней был белый спортивный костюм, а белокурые волосы забраны наверх.

Она скрипнула зубами и застонала:

— Иногда мне хочется врезать тебе как следует.

Буковски робко улыбнулся. Она нравилась ему, когда злилась.

— Не нужно так нервничать, — попытался он успокоить Лизу. — Если хочешь, я поговорю с отцом ребенка, раз уж ты боишься.

Лиза подошла к нему и окинула его сердитым взглядом.

— Да что ты все время плетешь о каком-то друге? У меня нет друга, черт возьми!

— Но я думал…

— А теперь послушай! — перебила его Лиза. — Единственный раз за последние три месяца, когда я была с мужчиной, — это в отеле в Париже. Я надеюсь, ты еще помнишь?

У Буковски сдавило горло. Затем у него отвисла челюсть, а колени подкосились. Он растерянно сел на кровать.

Лиза пошла к двери.

— Очевидно, до тебя наконец дошло, — заметила она. — Идем же, я не намерена провести здесь всю ночь.

Буковски не слышал, что ему говорит Лиза. Кровь шумела у него в ушах, а сердце выскакивало из груди.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

Буковски не помнил, когда в последний раз переживал такую ужасную ночь. Он почти не сомкнул глаз. В голове у него гудело так, как будто тысячи мух устроили там соревнования. Впрочем, ничего не поделаешь, Лиза беременна, и, по всей видимости, он отец ребенка. Господи, девочка моложе его на тридцать лет! Он же ей в отцы годится, хотя никогда не собирался отправлять детей в этот холодный мир.

Телефон отвлек его от мрачных мыслей. Буковски торопливо снял трубку.

— Что случилось, господин Буковски? — сурово спросила его директор уголовной полиции Гагедорн-Зайферт. — Вы плохо себя чувствуете?

— Все в порядке, — отвечал Буковски. — Мы проводим следствие.

— Да, и было бы очень кстати, если бы вы время от времени докладывали мне о результатах. Почему я должна узнавать из СМИ, что один из моих сотрудников участвовал в перестрелке в Берхтесгадене, в которой было несколько убитых?

Буковски поморщился. Опять, как всегда. Зад лишний раз от кресла оторвать не желают, но при этом хотят быть в курсе всего, чтобы можно было похвастаться в высших кругах, как много им приходится работать.

— Я не мог позвонить. Все так быстро произошло, а кроме того, у меня в руке был пистолет, — ответил Буковски.

— Буковски, я уже говорила вам: вы мне не нравитесь. Мне в министерстве приставили нож к горлу, чтобы я взяла вас на работу, но теперь все пойдет по моим правилам. Что еще вы забыли мне сообщить?

Буковски скорчил гримасу, передразнивая начальницу. Он мог себе представить, как она сидит перед телефоном.

— Ну что ж, буду краток, — ответил Буковски и придал своему голосу некоторую официальность. — Сегодня из больницы выписывают первого раненого, и мы перевозим его сюда, в Мюнхен. На завтра назначено заседание суда, где будет решаться вопрос о целесообразности содержания его под стражей. Я хочу сегодня еще раз поговорить с ним. Объявился его друг, некий Жан Коломбар из Парижа. Он обратился за услугами адвоката. Второй раненый до сих пор лежит в больнице. Мы выделили ему охрану. Во-первых, потому, что он задержан, а во-вторых — потому, что в банде было четыре человека, и один из них пока на свободе. Поэтому мы не можем исключать, что он появится в больнице. Его объявили в розыск, но искать непонятно кого тяжело.

— Картина преступления ясна?

— Мы работаем над этим.

— Хорошо, Буковски, — сказала начальница. — Еще одно. Верховный прокурор Губер поставил меня в известность, что с ним связался епископ и сообщил, что во время проведения этой операции вы конфисковали документы, которые принадлежат Римско-Католической Церкви. Кажется, речь идет об очень древних документах, которые, возможно, послужили мотивом этих преступлений.

— Так и есть, — подтвердил Буковски.

— Само собой разумеется, мы должны немедленно вернуть эти документы владельцу. Сделайте несколько фотографий, этого будет достаточно.

— Документы упакованы в фольгу. Нам нужна специальная лаборатория, иначе их можно повредить.

— Тогда сделайте фотографии упакованных документов.

Буковски изумленно покачал головой.

— Но это ведь доказательства…

— Вполне достаточно, если церковь подтвердит, что в пакете находятся ценные древние документы. Или вы полагаете, что кто-то не поверит слову епископа?

Буковски сделал глубокий вдох.

— О'кей, — ответил он. Не было никакого смысла спорить на этот счет: все равно прокурор сам решит, достаточно ли заявления со стороны церкви. Завтра же он отправит доказательства в комнату хранения улик при прокуратуре.