Белоруссию – в Борисов. Впоследствии владыка Стефан эвакуировался в Германию, где в 1946 г. вошел в юрисдикцию Русской Православной Церкви Заграницей и был назначен архиепископом Венским и Австрийским. Он проживал в Зальцбурге, где и скончался 25 января 1965 г. После освобождения Смоленска от нацистских захватчиков в сентябре 1943 г. оставшиеся в городе и пригородах священнослужители вошли в состав Московского Патриархата.

Брянскую область, как и Смоленскую, германские власти в административном отношении присоединили к оккупированной Белоруссии, и в 1942 г. там также была создана епархия в составе Белорусской Православной Церкви, которой около двух лет управлял епископ Павел (Мелетьев), позднее эвакуированный в Германию и перешедший в католичество.

В оккупированных южных областях России религиозную жизнь первоначально возглавили два уцелевших к 1941 г. и живших на покое архиерея – архиепископ Ростовский Николай (Амасийский) и епископ Таганрогский Иосиф (Чернов), а также обновленческий епископ Пятигорский Николай (Автономов). В Ростове-на-Дону, где к началу войны оставалась одна действующая церковь, вскоре после его взятия в июле 1942 г. немецкими войсками открылось 8 храмов[801].

Сообщение СД от 6 октября 1942 г. также свидетельствует, что после занятия Донской области началось самопроизвольное открытие церквей везде, где было духовенство и церковные здания. А в донесении от 16 октября указывалось, что в Новочеркасск на открытие собора прибыли местный комендант и представители городского управления. После богослужения состоялся крестный ход через весь город, в котором участвовали тысячи людей. Всего в Новочеркасске было открыто шесть храмов, один из очевидцев был поражен тем, что большинство интеллигенции в городе, включая и тех, кого он считал атеистами, вернулось в Церковь.

Всего в Ростовской области в период оккупации открылось 243 храма. Епископ Таганрогский Иосиф, как и архиепископ Ростовский Николай, также вновь возглавил епархию и даже въехал в свой прежний архиерейский дом. К концу 1942 г. оба архиерея вошли в состав Украинской Автономной Церкви Московского Патриархата, в храмах их епархий возносили имя митрополита Сергия (Страгородского)[802]. Однако особым посланием Патриаршего Местоблюстителя от 20 марта 1943 г. архиепископ Николай (Амасийский) был осужден за связь с гитлеровцами[803].

Епископ же Таганрогский Иосиф дважды: в сентябре 1942 г. в Ростове-на-Доне и в ноябре 1943 г. в Умани подвергался арестам со стороны гестапо, даже был приговорен нацистами к смерти и чудом остался жив. Тем не менее, уже после окончания войны, он по ложному обвинению в сотрудничестве с оккупантами оказался осужден 19 февраля 1946 г. Военным трибуналом войск НКВД Северо-Кавказского округа на 10 лет лагерей. После освобождения владыка Иосиф (Чернов) был полностью реабилитирован, рукоположен в сан митрополита и даже, в начале 1970-х гг., являлся одним из кандидатов на пост Патриарха Московского и всея Руси.

Уже выйдя из советского лагеря, владыка Иосиф писал: «Никаких речей (клянусь!) в пользу фашистов я не говорил в храме, кроме одной и той исторически отвлеченной, в день восстановления на старое место в Таганроге памятника Петру I. Немецкие власти меня дважды сажали под арест: в Ростове – 3 суток, в Умани – 66 суток, требуя от меня, как старожила Дона, выдавать им евреев, комсомольцев и др., чего я не мог сделать, и готов был за это в Умани смерть принять. Ей-ей, истина моих слов… Что касается евреев, то я некоторым помог спастись от фашистов, а партизанам давал белье, деньги и завтраком кормил, ибо приходили рано-рано утром, и сам своими руками мыл им голову в своем кабинете и ноги. Клянусь, что это правда, как перед самим Богом!»[804].

В Ростове-на-Дону, печально известном самым массовым расстрелом евреев на территории России – в пригородной Змиевской балке (всего там, по советским документам погибло, 15–18 тысяч),[805] их спасал священник Владимирской церкви Димитрий Иванович Романовский. В частности, он, рискуя жизнью, спас от смерти еврейку М.В. Купляндину, а также арестованных немцами жену ответственного советского работника Н.К. Подгорную и члена ВКП(б) лейтенанта Б.М. Иванова[806].

Следует упомянуть также, что на Ростовскую область стремился распространить свое влияние и Патриарх Румынской Православной Церкви Никодим (Мунтяну), вступивший в переписку с архиепископом Николаем (Амасийским)[807].

Духовенство Краснодарского, Ставропольского краев, Северного Кавказа в Украинскую Церковь не входило. Здесь происходили столкновения между обновленцами и сторонниками Московского Патриархата. Так, в сообщении СД от 18 декабря 1942 г. говорилось, что в Краснодаре сразу же после его оккупации началось открытие церквей и вспыхнула борьба «двух течений» из-за трех храмов, особенно Екатерининского собора, который в итоге был передан «тихоновцам».

Указывалось, что и они, и «живоцерковники» хотят выйти из-под контроля городского управления и создать собственные центральные руководящие органы. Обновленцы считались нацистами «агентами НКВД» и подвергались репрессиям, хотя Кубань и Северный Кавказ были единственным регионом, где их деятельность хоть в каком-то виде допускалась германскими властями. Например, в станице Прохладная обновленцам принадлежал собор, а сторонникам Московского Патриархата – лишь маленькая церковь. Репрессии нацистов особенно затронули Ставрополье, где за укрывательство советских солдат осенью 1942 г. была расстреляна целая группа священнослужителей, в том числе настоятель кладбищенской церкви г. Пятигорска протоиерей Василий Гегель (Геккель)[808].

По сообщениям СД от 12 декабря 1941 и 2 января 1942 гг., их военное духовенство румын крестило в районе Симферополя (Карасубазаре) 200 тыс. человек, причем румынские солдаты были крестными отцами[809]. Вероятно, эта рекордная цифра сильно завышена, хотя она могла включать и крещеных советских военнопленных. Всего в области было открыто 125 православных храмов. Немецкие власти первоначально организовали для духовно-административного руководства церковный подотдел во главе с А.Д. Семеновым[810].

В докладе протоиерея А. Архангельского Патриаршему Местоблюстителю митрополиту Ленинградскому Алексию (Симанскому) от 13 июля 1944 г. указывалось, что заведующий подотделом А.Д. Семенов покровительствовал «всякого рода сектантам: штундистам, баптистам, евангелистам и т. д. Эти родственные немцам секты[811] получали от Семенова равное количество молитвенных домов с православными храмами, несмотря на то, что православное население г. Симферополя во много раз больше горсточки сектантов».

Широкая миссионерская деятельность православного румынского духовенства, которая порой приводила и к конфликтам с местным населением (в Симферополе и Феодосии даже произошли столкновения из-за проведения церковных праздников по григорианскому календарю), вызывала сильную тревогу германских органов власти. В письме ведомства шефа полиции безопасности и СД в немецкий МИД от 4 января 1943 г. говорилось о сообщении командующего войсками в Крыму о том, что религиозное окормление православного населения будет проводиться только местными русскими священниками, а в обязанности румынского военного духовенства должно входить лишь обслуживание своих войск. Это совпадало с направляющей линией, согласно которой въезд православных священников с целью окормления гражданского населения на занятые восточные территории категорически запрещался. Поэтому не был