Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Медведю неведомы были ее мысли. Он склонился и прижался жесткими обветренными губами к ее губам. Так просто, будто делал это сотню раз. И Млада приняла его поцелуй, словно не был он первым. Потому что от него становилось тепло – как в обжитом доме, куда возвращаешься каждый день после тяжелой работы.
Медведь прижал к себе Младу крепко ровно настолько, чтобы не причинить боли, но и не дать вырваться, если бы подобная глупость могла вдруг взбрести ей в голову. Она опустила руки ему на плечи – вырываться вовсе не хотелось. Пусть будет так. Сегодня. А что дальше – она давно уже отчаялась предугадать.
От Медведя пахло влажным мехом воротника и сталью, зима вплетала в этот запах свежесть мороза; снег падал на лицо, а ветер лизал щеки, от чего губы кметя казались еще горячее. Но больше ничего… Не поднималось внутри желания, которое, затопив разум полностью, не оставило бы места сомнениям. Ощущение нарастающей ошибки ворочалось в груди собственными только что произнесенными словами: «не стоит». Так будет только хуже.
Но Млада упрямо прильнула к Медведю еще теснее, и кто знает, куда завел бы их этот поцелуй, если бы издалека ее не окликнул Рогл.
– Млада, где ты ходишь? Там… – он осекся, видно, разглядев сквозь снегопад и Медведя.
Она отпрянула от кметя, выдохнув, и поправила почти слетевшую с головы шапку. Тот едва слышно выругался, желая мальчишке вскорости быть пришибленным сосулькой.
– Что у тебя стряслось?
Вельдчонок, странно скривившись, помолчал и добавил гораздо более тускло:
– Там князь с Хальвданом поединок удумали.
– Чего это на воеводу нашло? – Млада переглянулась с Медведем.
– Не на воеводу, – качнул головой Рогл. – Это князь его вызвал.
Да уж, на такое местные зеваки, верно, и не рассчитывали. Не каждый день сходятся в схватке правитель и его ближник. На это стоило взглянуть хотя бы потому, что становилось любопытно, каков в бою Драгомир. А уж тяжесть руки Хальвдана Младе довелось ощутить на себе.
Она быстро пошла обратно, не заботясь, поспевают ли за ней Рогл с Медведем. Нарастал в ушах гул возбужденной толпы. Кажется, людей кругом стало еще больше – и каждому хотелось подобраться к месту поединка ближе. Князь и воевода, скинув с плеч кожухи, уже спускались на ристалище. Драгомир впереди, Хальвдан, слегка удивленно его оглядывая – позади. Ох, по всему видно: не ожидал верег такого вызова и, знать, как и все вокруг, гадал сейчас, что же послужило ему причиной.
Нагло протолкнувшись к самому помосту, Млада остановилась под навесом с молчаливого разрешения гридня. Отсюда наблюдать было удобнее всего: не мелькали перед глазами головы и спины, никто не бубнил в ухо, обсуждая увиденное с соседом.
Драгомир вышел в круг, кивком принял из рук подоспевшего отрока турнирный меч, взмахнул им, примериваясь, и повел плечами. Ветер трепал его тонкую шерстяную рубаху, то обрисовывая мышцы на руках и груди, то снова скрывая. Он, пожалуй, ничем не уступал воеводе в силе, только телом был чуть более суховат. Хальвдан подошел к нему нарочито неторопливо, покачивая клинком в руке; сосредоточение на его лице уже сменилось извечной полуулыбкой, за которой не разгадаешь истинных мыслей.
Верег протянул князю руку, и они пожали друг другу запястья, показывая, что никаких обид между ними нет. Драгомир сделал пару шагов назад и медленно начал обходить Хальвдана сбоку, разглядывая, словно никогда до этого не видел. Воевода поворачивался вслед за ним, наблюдая за малейшими движениями Драгомира, но меча пока не поднимал. Так и держал в опущенной руке. Но его поза мгновенно переменилась, и Хальвдан ударил с замаха. Драгомир легко парировал и тут же атаковал. Верег ловко крутанулся, отступил вбок, но нападать не стал, подпуская князя ближе. Меч Драгомира сверкнул размытой дугой и с лязгом врезался в клинок верега. Тот покачнулся, шагнул навстречу и что-то негромко сказал. Драгомир оттолкнул его и снова встал в боевую стойку.
Млада напрягала слух, как могла, но ветер унес слова Хальвдана в другую сторону. Люди вокруг перешептывались, обсуждая поединщиков и делая предположения, кто же из них победит.
Князь крутанул мечом и снова рванулся вперед. И если верег вальяжностью по-прежнему напоминал лесного кота, то князь – боевого коня, поджарого и стремительного. Они схватились, осыпая друг друга быстрыми ударами, многие из которых даже невозможно было рассмотреть за снежной пеленой.
Хальвдан как будто нарочно злил Драгомира, позволял ему нападать чаще, чем нужно. Хотя и сам уже мог нанести с десяток ударов. Нет, воевода не так прост, чтобы убегать, но он, казалось, истоптал уже все ристалище, уворачиваясь от княжеского меча. И как любой противник, которого нарочно изматывают, Драгомир свирепел все больше. Резче и тяжелее становились его удары, все реже он позволял верегу ускользать. И силы его, казалось, не уменьшались. Словно осознав это, Хальвдан одумался, начал наступать, вынуждая теперь князя пятиться и отклоняться.
Драгомир парировал очередной удар, увернулся от следующего и толкнул верега ногой под дых. У другого, верно, хрустнули бы ребра, но Хальвдан, вовремя изогнувшись, сделал несколько шагов назад и повалился на спину. Князь тряхнул головой, отбрасывая упавшие на лицо мокрые от снега волосы. Темные, налитые яростью глаза сверкнули в свете костров. Сейчас Драгомир казался гораздо старше своих лет, и искаженные глубокими тенями черты его были как будто совсем незнакомыми. Он удобнее перехватил меч и шагнул к Хальвдану. Млада, уже давно напряженно вцепившаяся в опору навеса, подавила желание броситься на ристалище и остановить его. Настолько могучая и неприкрытая угроза тугой волной ударила ее в грудь.
Убьет. Млада снова качнулась вперед, но замерла. Нет, вздор! Такого просто быть не может.
Хальвдан еще не успел подняться, как князь обрушился на него. Придавил коленом локоть, взял клинок обеими руками и замахнулся. Меч сверкнул, воткнулся в утоптанный снег на пядь, ударив затупленным лезвием лицо верега. Изогнулся – и переломился пополам. В толпе раздался испуганный женский вскрик. А поединщики на ристалище будто застыли. Драгомир сгорбил спину, упираясь ладонью в землю и тяжело дыша. Хальвдан держал его за запястье, словно в последний миг хотел остановить, и непонятно было издалека, жив ли он.
Наконец князь выпрямился и,