Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она села, подтянула колени и зарылась в них лицом. Ему не сразу удалось расслышать, что она говорит.
– Он нам доверял.
– Да, но… – Мак сел рядом на кровати.
– Ты был прав, это моя вина.
– Нет… Нет… – прошептал он. – Я сказал глупость, которую не должен был говорить. Ты не виновата.
– Нет, виновата, – сквозь слезы твердила она. – Я его подвела. Ее подвела. Никогда не заботилась о ней как надо. Но…
– Ты все делала хорошо. Сама же сказала, что прилагала все усилия. Мы оба делали что могли. Мы не знали, что так выйдет.
Он был ошеломлен воздействием прежних своих слов: казалось, Наташа давно перестала на него реагировать.
– Эй, ладно. Мало ли кто что брякнул. Я злился…
– Да нет. Ты был прав. Не стоило мне уходить. Если бы я осталась… может, она бы открылась мне немного… Но я не могла оставаться рядом с тобой. И рядом с ней.
Тонкие руки, на рукавах красной рубашки – мокрые пятна от растекшейся туши. Мак хотел прикоснуться к ней, но боялся, что она снова замкнется.
– Ты не могла оставаться рядом с Сарой? – осторожно спросил он тихим голосом.
Наташа успокоилась, перестала всхлипывать.
– Она дала мне понять, что у меня ничего не получится. Когда Сара была рядом… я поняла, что, видимо, неспроста у меня нет детей. – Наташа с трудом сглотнула. – И то, что с ней случилось, говорит, что я права.
У нее сорвался голос, и она снова заплакала, вся дрожа. Она сама сейчас казалась маленькой, как девочка.
Мак был сражен ее горем.
– Нет, Таш. – Он взял ее за руку. Пальцы были мокрыми от слез. – Нет… Нет, Таш. Это не так… Ну что ты… – неуверенно говорил он. Потом притянул ее к себе, обнял и стал раскачивать, сам не понимая, что делает. – Нет… Ты была бы прекрасной матерью, не сомневаюсь.
Он вдохнул знакомый аромат ее волос и понял, что сам плачет. И почувствовал, как жена обняла его и прижалась к нему. Это был беззвучный сигнал, что он, вероятно, еще дорог, желанен, еще способен ей что-то предложить. Они сидели в темноте, прильнув друг к другу, слишком поздно оплакивая детей, которых потеряли, совместную жизнь, от которой отказались.
– Таш… – шептал он. – Таш…
Ее рыдания стихли, в воздухе повис немой вопрос. Он давал о себе знать там, где соприкасалась их кожа. Он взял в ладони ее лицо с распухшими веками, мокрое от слез, пытаясь прочесть его выражение, и увидел нечто, что развеяло все его сомнения.
Мак прижался к Наташиному лицу и стал что-то нашептывать, целуя ее нижнюю губу. Он гладил ее лицо, чужое, но такое знакомое. На миг почувствовал, что она колеблется, и он тоже засомневался. Что происходит? Надо остановиться? Потом ее тонкие пальцы переплелись с его, и она тихо застонала, ища его губы.
Мак придавил ее своим телом, испустив вздох облегчения и желания. Он целовал ее шею, ее волосы, расстегнул пуговицы на мятой блузке, вдохнул мускусный запах ее кожи, и его охватило влечение. Ногами она обвила его спину, и Мак успел про себя отметить, что раньше она не была такой. На протяжении многих лет. Это была новая Наташа, и его отношение к этому было слишком сложным, чтобы он мог думать об этом в данную минуту.
Он открыл глаза и посмотрел на нее в слабом свете из окна – размазанная тушь, немытые волосы, пульсирующая жилка на выгнутой бледной шее. Возникшую нежность подавляло нечто темное, мужское. Что-то внутри его. То, в чем он не мог признаться ей, когда они состояли в браке. И дело было не в том, что он входил в ту же реку дважды. Он не узнавал ее!
– Я хочу тебя, – шепнула она ему на ухо, будто удивляясь сама себе, охрипшим от едва сдерживаемого желания голосом. – Хочу тебя.
Стаскивая рубашку через голову, Мак понял, что хоть это не был вопрос, ответ на него мог быть только один.
Если что-то происходит с лошадью, сам всадник находится в огромной опасности.
Ксенофонт. Об искусстве верховой езды
Наверху кружила белая птица. Она медленно делала большие круги и издавала гул, который становился все громче. Потом, когда шум делался невыносимым, она удалялась. Сара моргала, не могла рассмотреть ее из-за яркого света и про себя молила, чтобы гул прекратился.
Она лежала неподвижно. Шум усилился, и на этот раз земля под ней задрожала. Она поморщилась, почувствовав боль в голове и в правом плече. Пожалуйста, перестаньте, взмолилась она. Слишком громко. Она снова зажмурилась, пытаясь защититься от боли. Шум стал невыносимым и вдруг стих. Она облегченно вздохнула, но услышала другой звук. Хлопнула дверь. Кто-то вскрикнул.
Ой, подумала она. Плечо. Потом: холодно. Я не чувствую ног. Свет потускнел, и она приоткрыла глаза. Темная тень склонилась над ней.
– Ça va?[62]
Ее охватила непонятная паника. Что-то случилось, что-то плохое. Она моргнула, позабыв о боли. Тень обрела облик мужчины. Сара обнаружила, что лежит в канаве. С трудом села, оперлась о бетонный столб, чтобы не упасть.
Мужчины. Мотоциклы. Ужас.
Фермер стоял в нескольких ярдах от нее. На лице тревога. На некотором отдалении виднелся большой желтый трактор. Дверца осталась открытой, когда он выпрыгнул из кабины.
– Que faire?[63]
Сара не могла сфокусировать взгляд. Она осмотрелась и увидела большое вспаханное поле, вдали ангары промышленной зоны. Промышленная зона. Прыжок в темноту.
– Моя лошадь! – Она вскочила на ноги и застонала от боли. – Где моя лошадь?
Фермер попятился, жестом прося ее не двигаться.
– Je telephonerai aux gendarmes. D’accrord?[64]
Но она уже шла, спотыкаясь, по дороге, пытаясь прочистить голову и прояснить зрение.
– Бо! – закричала она. – Бо!
Фермер с подозрением наблюдал за ней, держа толстые пальцы на кнопках мобильного телефона. Сара не замечала этого, иначе легко прочитала бы его мысли. Наркотики? Сумасшествие? Один бок весь в грязи. На лице синяк. Попала в беду?
– Tu as besoin d’aide?[65]– осторожно спросил он.
Она не слышала его.
– Бо! – кричала она, схватившись за бетонный столб, чтобы не упасть.
Все тело болело. В глазах туман. Но даже она видела, что поля были пусты. Только вороны вдали и пар ее дыхания. Ее крик потерялся в неподвижном утреннем воздухе.