— Маешься?

Раздавшийся в мозгу голос командира отвлек от мрачных дум о собственной бесполезности.

— А что делать прикажете? — так же мысленно огрызнулся я. — Ежик сообразит, что один хороший смерч — и большую часть нечисти просто сдует. Добить остальных для вас труда не составит. Зачем тогда я здесь толкусь? В качестве восхищенной зрительской аудитории?

— Ну откуда столько самоуничижения? Тем более что абсолютное повторение заборьевских событий просто нереально: другой мир, другие духи… Рискнешь вызвать ураган самостоятельно? Любопытные ощущения для новичка, хочу заметить.

Я вспомнил недавние опыты по обращению с высокоэнергетическими разрядами и поежился — если бы не Антоныч, я мог бы и не очухаться. Вмешательство командира, конечно, ускорило процесс адаптации к собственным возможностям, но канализировать внешние источники я толком так и не выучился.

— Не переживай: если вспомнишь, я выжил, хотя изначально вовсе не годился в колдуны, а у тебя дар. Дай ему свободу, поверь в свою силу, и я проведу тебя путями магов!

Черт, как завораживающе это прозвучало! Ладно, попробуем. Я закрыл глаза, расслабился и мысленно потянулся к командиру, открылся его влиянию…

* * *

Мир ослепительно вспыхнул и ринулся мне навстречу. Я хотел вскрикнуть, но крик застрял в горле, когда земля резко провалилась вниз, и я взмыл под облака, охватив внезапно обострившимся зрением и синеющие на горизонте горы, и близлежащие холмы, и приткнувшуюся на краю плоскогорья крепость, за которой виднелся длинный пологий спуск в затянутую сизой дымкой долину… и подступающую к стенам крепости армию. Где-то на стенах среди бестолково снующих ополченцев затерялись фигурки нашей троицы и стоящий поодаль сотник Тешиб. Я хотел было вычленить нас из толпы, но бестелесный голос командира приказал не отвлекаться — мы продолжали подъем.

Я не чувствовал собственного тела, не видел Горицкого, но пьянящий восторг полета затмевал подобные мелочи. Мы пронеслись мимо парящего в восходящих потоках орла, и птица, заполошно хлопая крыльями, метнулась вбок, так и не успев разглядеть причину внезапного испуга — мы давно успели подняться гораздо выше, туда, где дуют пронзительные ветры, несущие холод далеких арктических льдов и дурманящий аромат цветущего на сопках багульника.

Солнце двинулось вспять, вернувшись из-за провалившегося вниз горизонта, и его лучи омыли мое обретшее призрачную плоть тело. Рядом возникла искрящаяся прозрачная фигура Горицкого. Командир широко раскинул руки, впитывая солнечный свет. Впервые я увидел, как он смеется.

— За мной! — скомандовал он и ринулся влево, таща меня следом, будто привязанного невидимым канатом.

Мы неслись по гигантской спирали, с каждым витком сужая круги, и ветер, захваченный нами в ловушку, свернул с извечного пути, включившись в колдовской хоровод. Все новые и новые воздушные массы вовлекались в движение. Вихрь набирал силу, и голос стихии поднялся от тихого шепота до неистового воя. Смерч обрел собственную жизнь, не нуждаясь более в нашем участии.

— Пора уносить ноги! — крикнул Горицкий, и мы рванулись к забытым далеко внизу телам.

* * *

На стенах крепости ничто не изменилось: по-прежнему скептически морщился сотник Тешуб; зло прищурившись, наблюдал за врагом Зайченко; ополченцы сновали взад-вперед, толкаясь и переругиваясь на ходу. Слышались команды охрипших от крика десятников…

Я взглянул на небо, не веря, что еще несколько секунд назад резвился с ветрами в обнимку. Внезапно закружилась голова. Я оперся на парапет, борясь с подступившей к горлу тошнотой. Ноги ослабели, колени задрожали противной мелкой дрожью. Что это? Почему? Горицкий поймал мой страдальческий взгляд и насмешливо подмигнул:

— А как ты хотел? Такую лихую кашу закрутить и сил не потратить? Да через десять минут тут такое начнется… — Он еще раз взглянул на небо и повернулся к стоящему справа сотнику: — Эй, сотник! Послушай доброго совета, уведи людей со стены, не жди, пока начнется буря! Посмотри на горизонт, если на слово не веришь!

Сотник оглянулся — небо на востоке затянула темная пелена. Передний фронт бури стремительно приближался к крепости. Слабенький порыв ветра коснулся лица, ласково шевельнул волосы и, затихнув на пару секунд, вдруг лихо, по-разбойничьи свистнул, зашуршал, вскинув в воздух вездесущий мусор и выдувая скопившийся в щелях стенной кладки песок.

— Самум! — гаркнул сотник, надсаживая глотку. — Всем в укрытие!

Крик подхватили, толпы ополченцев кинулись к башням, и вскоре стена опустела. Остались только мы и выполняющий приказ наместника Тешуб. Сотник затянул под подбородком ремешки шлема и гордо выпрямился, расправив плечи и демонстрируя невозмутимость и бесстрашие.

— Недурную кашу мы заварили! — громко повторил Горицкий, перекрикивая завывания ветра, и раскрыл над нашими головами радужный купол защитного поля. Совсем такого же, в какое отловил поселковых головастиков. Я внезапно понял, что при желании запросто мог бы повторить им сделанное… если бы во мне оставалась хоть капелька силы.

— Не переживай, — ободрил меня вездесущий командир, — сила вернется. Запоминай пока, если можешь.

Зайченко внимательно посмотрел на меня и встал рядом, готовый поддержать, если я вдруг начну падать — уж он-то в отличие от недоуменно хлопавшего глазами сотника успел сообразить, о чем идет речь.

Темная пелена накрыла вражескую армию и через десяток секунд достигла крепостных стен и перехлестнула через них, обернувшись плотной стеной несущихся вдоль земли песка и пыли. Созданный командиром купол принял под напором ветра каплевидную форму и засиял мириадами вспышек рикошетящих от его поверхности песчинок. Видимость моментально упала до нуля. Плиты под ногами мелко дрожали, взметая в воздух облачка тончайшей, как пудра, пыли. Рев ветра заглушал все прочие звуки. Наверное, мы вызвали к жизни отца всех самумов!

Я зажал уши ладонями, будучи не в силах более переносить душераздирающий рев. В нем, казалось, смешались ярость богов и непокорность стихий, взбешенных нашим вмешательством в доселе незыблемое равновесие сил. Я что-то кричал, стараясь заглушить их голоса, но они вгрызались в мозг, доводя до помешательства. Оставалось только терпеть и ждать…

Кто-то сильно потряс меня за плечо, чуть не сбив с по-прежнему ватных ног. Я открыл глаза. Окружающая защитный купол темнота чуть поблекла, окрасившись сероватыми разводами вихрящихся струй. Дрожь под ногами ослабла, но не пропала совсем, купол вновь вернул себе сферичность.

— Посмотри вперед, на дело рук своих! — прокричал мне в ухо Сергей.

Я попытался вглядеться в черноту за парапетом. Где-то далеко бушевали грозовые зарницы, просвечивая сквозь стену самума тускло-багровыми вспышками.

— Что это?

— Похоже, нечисти пришел конец! — отозвался он.

Я пытался понять, увидеть, что же происходит за непроницаемой пеленой несущейся стены песка. Остались ли чувства у неумирающих, чтобы ощутить боль, когда самум разодрал балахоны на иссохших телах и куски почерневшей плоти, отделившись от костей, смешались с лохмотьями изодранной ткани в стремительном вихре полета над обезумевшей пустыней? Кому молились они в свой последний час? Кого проклинали, сгорая?