Ученые тоже пытались поместить самого Мура в рамки существующей традиции. Аннализа Дилиддо заканчивает свое исследование творчества Мура – «Комиксы как перформанс, проза как скальпель», – поставив его в один ряд с Анджелой Картер (Дилиддо писала монографию по Картер), Йеном Синклером и Питером Акройдом, с почетным упоминанием Майкла Муркока и Кэти Экер – все они «работают на одной художественной территории, где главный фокус в конечном итоге – рефлексия на тему личности: отсюда возрождение традиции с помощью новых кодов и модальностей репрезентации; фокус на гендерных, этнических и классовых проблемах; рассмотрение концепции Другого и ее вклада в эволюцию Великобритании; а также изучение и переоценка английскости».

Список длинный, но у авторов в нем много схожих характеристик и литературных интересов. Что важнее, исследование их жизни и творчества позволяет нам триангулировать приблизительное направление, в котором двигается Мур.

В 2002 году Мур написал предисловие для издания одной из своих любимых книг – «Путешествия к Арктуру» Дэвида Линдсея (1876–1945), фантасмагорической аллегории о человеке, попавшем в другой мир. Мур «требует, чтобы Дэвида Линдсея считали не всего лишь нетипичным случаем, блестящим мэвериком, но человеком достойным и заслуживающим шаманской мантии; британского визионерского и апокалипсического наследия». И снова он пытается прочно поместить якобы автора-одиночку в рамках существующей традиции. Упомянув Генри Триса и Николаса Мура, он говорит о «британском почетном списке провидцев, неудачников и возвышенных рантеров, благородную команду с пеной на губах – Баньяне, Муркоке, Бульвер-Литтоне, Мейчене, лорде Дансени, Роберте Эйкмане, Йене Синклере, М. Джоне Харрисоне, Хоуп Миррлиз и Уильяме Хоупе Ходжсоне – и вот Дэвид Линдсей, что едва не ускользнул». Он описывает качества, благодаря которым, на его взгляд, книга Линдсея такая выдающаяся:

Незачем и говорить, что Мур с успехом описывает не только Линдсея, но и себя. Он часто подчеркивает, что его родство с авторами из списка не исчерпывается одними книгами. Большинство (хотя и не все) из них – авторы жанровых книг, а не литературных шедевров, но для Мура это сила, а не слабость. Сравнивая себя с Говардом Лавкрафтом (1890–1937), он говорил: «Мы оба – писатели бульварного чтива, которые пытаются выразить собственное понимание истины… Когда ты бульварный писатель, то привыкаешь работать быстрее и вне всяких литературных обязательств и претензий. Твоя фантазия чище».

За недавние годы Мур выпустил несколько проектов, основанных на лавкрафтовских темах. Первый – рассказ в прозе «Двор» (The Courtyard), где действие разворачивается в современности (позже адаптирован для комиксов Энтони Джонстоном). Мур решил написать сиквел, «Неономикон». Не скрывая, что взялся за работу ради денег из-за запоздавших роялти и неожиданного налогового счета, он тем не менее горел желанием написать об ужасах, на которые Лавкрафт в своих рассказах только намекал, «по-настоящему вернуть на свет спорные элементы, которые подвергал цензуре сам Лавкрафт или которые не трогали люди со времен Лавкрафта, писавшие пастиши. Например, расизм, антисемитизм, сексизм, сексуальные фобии, вполне очевидные во всех скользких фаллических или вагинальных монстрах Лавкрафта». Результат – подобающе непристойный, хотя метатекстуальную критику лавкрафтовских предубеждений затмевает жестокая и откровенная сцена изнасилования, занимающая почти целый номер. Мур, однажды сказавший: «Нельзя зайти «Слишком Далеко». А если и можно, то туда обязательно надо зайти», – теперь сам признался интервьюеру: «Оглядываясь назад – да, возможно, я зашел слишком далеко, но это все равно хорошая история». В конце 2012 года объявили, что Мур напишет новую, длинную серию «Провиденс» (Providence), основанную на жизни самого Лавкрафта.

Также он стал выдающимся апологетом художника Остина Османа Спейра (1886–1956), писал предисловие для брошюры к выставке, посвященной пятидесятилетию со смерти Спейра, и заявлял на The Culture Show в 2010-м, что «он не только невероятный художник, но и, по моему мнению, величайший английский волшебник двадцатого века». Хотя при жизни Спейр славился портретами и картинами в стиле ню, он создал немало работ оккультного значения, часто вдохновляясь снами или пользуясь техниками автоматического рисования. Мур, у которого ню Спейра висит в передней комнате, превозносит художника потому, что «он совершенно отрекся от галерейной среды и воспитания среднего класса и заявил: «Я перееду в Брикстон, к проституткам и мошенникам, потому что только им я верю, и выставляться больше не буду нигде, кроме задних комнат пабов». И отлучился от всей человеческой расы, и даже сам потом признавал, что, наверное, зашел слишком далеко. Как не восхищаться таким человеком, прекрасным художником, великолепным волшебником». Это, конечно же, напоминает о собственном отказе Мура переезжать из районов рабочего класса в Нортгемптоне.

Мур считает, что писатели-«волшебники» из его списка поставили цель произвести положительный эффект на общество в политическом или хотя бы прикладном смысле:

Практически во всем, что Мур выпускал за последние годы, есть хотя бы отголосок его веры, что мир находится на краю перехода в новое состояние. Он прояснил, когда, на его взгляд, наступит апокалипсис: «Как я слышал – как из традиционных источников, так и от воображаемых друзей, которых я вижу в предельных магических состояниях (что не значит, что они ненадежны), – нас ждет какое-то событие между 2012-м и 2017-м». А в «Змеях и лестницах» он описывает, на что это будет похоже: «Как вид и как отдельные личности мы приближаемся к моменту, когда вспыхнет свет – свет понимания и откровения. Апокалипсиса. Сумма человеческих знаний удваивается – каждые пятнадцать месяцев и все быстрее. Реакция внутри нас на грани критической. Надвигается кульминация, пусть и только в смысле поздней викторианской порнографии. Пульс бьется, человеческая история содрогается в предощущении оргазма».