Настала пора задать серьезный вопрос:

— Итак, Дэн, скажи, насколько тесно ты завязан со шпионскими ведомствами?

Мюррей уставился вдаль.

— О, мы прекрасно ладим друг с другом, — ограничился он.

— Знаешь, Дэн, — заметил Джек, — если меня здесь что-то и беспокоит, так это недосказанность.

Мюррею эти слова понравились.

— Что ж, сынок, в таком случае, ты поселился не в том месте. Здесь все так говорят.

— Да, особенно в шпионских ведомствах.

— Ну, если бы мы говорили как обычные люди, наверное, исчез бы налет таинственности, и окружающие поняли бы, что мы на самом деле ничем не отличаемся от остальных. — Отхлебнув пиво, Мюррей широко улыбнулся. — И в этом случае нам не удалось бы сохранить доверие людей. Полагаю, то же самое можно сказать про врачей и биржевых брокеров.

— В каждом ремесле есть свой жаргон, понятный только для своих.

Это якобы помогает более быстро и действенно общаться между собой посвященным, однако на самом деле, разумеется, главное тут — не допустить в свой круг посторонних. Но в этом нет ничего плохого, если ты относишься к первым.

Неприятность произошла в Будапеште, и явилась она следствием крайне неблагоприятного стечения обстоятельств. Если честно, агент сам по себе не представлял никакой ценности. Он передавал информацию относительно венгерских военно-воздушных сил, однако к этой структуре мало кто относился серьезно, как и вообще ко всем венгерским вооруженным силам, ничем особым не проявившим себя на полях сражений. Марксизм-ленинизм никогда не имел в стране особенно прочных корней, однако венгерская контрразведка действовала достаточно эффективно, и работали в ней далеко не дураки. Были даже те, кто прошел обучение в КГБ, а если Советы в чем-то и разбирались, то в первую очередь в разведке и контрразведке. Сотрудник венгерских спецслужб Анраш Морришей просто сидел в кафе на Андраши-утка и спокойно пил кофе, и вдруг у него на глазах один человек допустил ошибку. Морришей ни за что бы не обратил на это внимание, если бы утренняя газета не оказалась невыносимо скучной, однако все произошло именно так. Венгерский гражданин — это можно было определить по его одежде — что-то уронил. Что-то небольшое, размером с банку трубочного табака. Венгр тотчас же нагнулся за банкой, но, подняв ее с пола, как это ни странно, прижал снизу к крышке стола. И, как обратил внимание Андраш, банка больше не упала. Должно быть, на нее был нанесен клей. И это было не просто необычно; такие вещи Андраш видел в учебном фильме, который показывали в центре подготовки Высшей школы КГБ в подмосковной Балашихе. Этот простой старинный метод до сих пор использовали западные спецслужбы для обмена информацией со своими агентами. У Андраша возникло такое ощущение, будто он случайно заглянул в кинотеатр на шпионский фильм и сразу же интуитивно догадался обо всем, что происходит на экране. Он тотчас же встал из-за столика и отправился в туалет, где имелся телефон-автомат. Затем Андраш действительно заглянул в туалет, поскольку ему, вероятно, предстояло длительное ожидание, а его внезапно охватило возбуждение. За время его отсутствия ничего страшного не произошло. Здание центрального управления контрразведки находилось всего в нескольких минутах пешком, и вскоре в кафе появились двое коллег Андраша. Сев за столик, они заказали кофе и принялись с видимым оживлением что-то обсуждать. Андраш работал в контрразведке относительно недавно, всего два года, и ему еще не приходилось ловить шпионов в момент совершения преступления. Но сегодня был его день, и он это понимал. Перед ним был шпион. Венгерский гражданин, работающий на разведку иностранного государства, и даже если он лишь передавал информацию советскому КГБ, этим он совершал преступление, за которое его нужно было арестовать, — хотя в этом случае связной из КГБ быстро уладит недоразумение.

Минут через десять венгр встал из-за столика и вышел из кафе, и один из двоих контрразведчиков последовал за ним.

А далее в течение почти целого часа ничего не происходило. Андраш заказал штрудель[63], в Будапеште такой же вкусный, как и в расположенной в трехстах километрах от него Вене. Несмотря на то, что венгерское правительство придерживалось принципов марксизма-ленинизма, венгры всегда любили хорошо поесть и Венгрия оставалась развитой сельскохозяйственной страной, невзирая на командную экономику, навязанную крестьянам Восточного блока. Андраш курил сигарету за сигаретой, читал газету и ждал продолжения.

Наконец оно наступило. За соседний столик сел мужчина, одетый слишком хорошо для гражданина Венгрии, закурил сигарету и достал газету.

И тут в пользу Андраша сыграла его сильная близорукость. Ему приходилось носить очки с такими толстыми стеклами, что постороннему требовалось несколько секунд, чтобы понять, куда направлен взгляд его глаз. И Андраш не забыл то, чему его учили: он не задерживал взгляд на одной точке дольше, чем на несколько мгновений. Большую часть времени Андраш делал вид, будто читает газету, как это делали с десяток посетителей этого уютного кафе, каким-то чудом пережившего Вторую мировую войну. При этом Андраш следил за тем, как американец — он почему-то твердо вбил в голову, что это должен будет оказаться американец, — попивает кофе и читает газету. Наконец американец поставил чашку на блюдце, достал из заднего кармана брюк носовой платок, высморкался и убрал платок в карман…

Но предварительно достав из-под стола банку. Это движение было выполнено настолько ловко, что заметить его смог бы только опытный контрразведчик, — однако, как заверил себя Андраш Морришей, он и был опытным контрразведчиком. И именно его самоуверенность и стала причиной его первой и самой дорогой ошибки в тот день.

Допив кофе, американец встал и направился к выходу, и Андраш проследовал за ним. Иностранец повернул в сторону ближайшей станции метро, расположенной в квартале от кафе, и почти дошел до нее. Однако, спускаясь вниз, он почувствовал, как ему на плечо легла чья-то рука.

— Вы не могли бы показать мне банку из-под табака, которую взяли из-под стола? — вежливо поинтересовался Андраш, поскольку иностранец, скорее всего, формально являлся дипломатом.

— Прошу прощения? — удивился иностранец, и его акцент сразу же выдал в нем англичанина или американца.

— Ту, которая лежит в кармане ваших брюк, — уточнил Андраш.

— Я понятия не имею, что вы имеете в виду, и меня ждут срочные дела.

Иностранец попытался было пойти своей дорогой.

Но уйти далеко ему не удалось. Андраш достал пистолет. Это был «Агрозет-50» чехословацкого производства, ставший действенным завершением разговора.

— Что это такое? Кто вы такой?

— Ваши документы. — Андраш протянул руку, держа пистолет направленным на иностранца. — Вашего агента мы уже взяли. Вы арестованы, — добавил он.

В кино американец выхватил бы свое оружие и попытался бы спастись бегством, преодолев двадцать восемь ступенек вниз по лестнице до станции старинного метро. Однако в действительности американец побоялся, что этот тип, насмотревшись кино, занервничает и нажмет на спусковой крючок своего дерьмового чешского пистолета. Поэтому он сунул руку в карман пиджака, очень медленно и осторожно, чтобы не напугать идиота, и достал свой паспорт. В черной корочке, такой, какой выдают дипломатам, что сразу же понял даже такой глупый осел, как этот долбанный везучий венгр. Американца звали Джеймс Шелл, чьи предки были венграми, в конце прошлого века перебравшимися в гостеприимную Америку.