Четкие следы примерно через милю привели к мальчишке с проломленной головой, он едва начал остывать. У реки следы пересекла вторая цепочка отпечатков, потом еще одна, следы вели во всех мыслимых направлениях, и капитан отправил меня вперед. Следы были чересчур очевидны. Я спустился в реку и двигался прямо по воде, пока не увидел длинный скальный уступ. Я точно знал, что здесь они выбрались на берег и там, где заканчиваются камни, снова будут видны следы пони.

В высокой траве след хорошо виден, но тут явно было меньше всадников. Они двигались к утесу, откуда, предположительно, можно было наблюдать за погоней, но для этого пока не пришло время, поэтому я вернул всех обратно в реку, потеряв еще полчаса. Потом мы нашли среди камней голубое платьице – вероятно, девочки-подростка. Той сгоревшей женщине, высокой и толстой, оно бы не подошло.

– Похоже, у нас есть выживший, – заметил капитан.

– Возможно, – согласился МакКлеллан. Он у нас был лейтенантом. – А может, они бросили ее в кустах, как и того парнишку.

Я-то знал, что девчонка жива. Их забрали вместе с братом, но мальчишка был слишком мал, или кричал, или шумел и капризничал, а она оказалась достаточно умна, чтобы извлечь урок из его судьбы, несмотря на то что с ней сделали, прежде чем привязать к лошади.

Мы постояли на берегу еще минутку, собираясь с мыслями и оглядывая окрестности; каньоны, высокая трава, кедры – индейцы могли быть где угодно. Не нужно быть Наполеоном, чтобы устроить засаду на такой местности, и мы, конечно, предпочитали оставаться на открытом пространстве у воды.

Еще через несколько миль мы выбрались на берег, густо поросший тополями, и вроде бы впереди мелькнул огонек. Солнце всходило за нашими спинами. Мы с капитаном вырвались вперед и смотрели в бинокль; среди красных камней показались какие-то пятнышки, милях в пяти.

– Лошадей видишь?

– Ага.

– Думаешь, они нас заметили?

– Не похоже.

Солнце слепило им глаза, но мы все равно развернулись и пробирались через заросли, чтобы между нами и индейцами оставался заслон из деревьев, выжимая все силы из наших пони. Но когда мы увидели их в следующий раз, с верхушки невысокой месы, они оказались еще дальше, чем прежде.

К середине дня лошадей загнали. Команчи, наверное, меняли лошадей раза два, а капитан поступил глупо, заставив нас гнать во весь опор по кустам и кочкам.

– Они не хотят сражаться, – сказал он. – Они хотят просто сбежать.

Мы были уже у выхода на Льяно, и равнина сузилась до каньона в несколько миль шириной. Каменные глыбы размером с наш капитолий обрушились когда-то с отвесных склонов; здесь стояли целые леса окаменевших деревьев, стада вилорогих антилоп следили за нами с узких уступов. Индейцы, должно быть, выбрались наверх.

Мы заметили их у входа в каньон – всего в полумиле впереди, но на шестьсот футов выше. Один обернулся и помахал нам рукой. Я присмотрелся в бинокль. Эскуте.

Лица не разглядел, но по осанке, искривленной руке, по тому, как зачесаны волосы – необычно для команчей, – я узнал его. Может, и Неекару с ним. Хотя Неекару вполне мог погибнуть уже давно.

Треск выстрела разнесся над долиной.

У одного из наших было ружье Шарпа с оптическим прицелом, но он упустил удобный момент, потому как индейцы продолжали махать нам, исчезая за кромкой скалы.

Спустя три часа поисков в каньоне и несколько тупиковых путей мы разыскали тропу, по которой улизнули индейцы. Над головами у нас свисали ветви можжевельника и медвежьей травы, вода журчала, стекая по уступам, слишком высоким для наших лошадей. Несколько воинов, вооруженных луками, расправились бы с нами в два счета, стреляя сквозь расщелины вверху, так что мы двигались медленно. Руки, сжимавшие револьверы, дрожали от напряжения. Ущелье закончилось тупиком. Перед нами возникла стена, покрытая рисунками: змеи, танцующие люди, мустанги, бизоны, шаман в замысловатом головном уборе, завитки и спирали, которые обычно мелькают перед глазами, когда начинаешь засыпать.

Это точно было священное место, и мы ждали, что сейчас сверху посыплется дождь стрел. Послышался шорох, треск, жужжание, Элмер Пиз начал стрелять. Остальные прыгнули за ближайшие камни.

Но вместо града стрел в воздухе возник кружащийся дервиш, маленькое торнадо, хотя ветра не было совсем. Наверное, индейский дух, он долго витал над нами, а потом поплыл к выходу из каньона и растворился.

– МакКаллоу и Пиз, – высунулся из-за камня капитан, – идите за этой рожей, проверьте, нет ли там прохода.

Спустя час мы выбрались на Льяно. Следы команчей отпечатались довольно четко. И ясно видно, что трое отделились и двинулись на запад, уводя с собой дюжину неоседланных пони. След они нарочно оставили заметный, глубокий – чтобы сбить с толку погоню. Основной отряд продолжал мчаться к северу аккуратной цепочкой, и этот след почти затерялся среди отпечатков копыт бизонов, грязи и камней. Я вспомнил о девочке, которую они похитили. Потом подумал про Эскуте.

– Они поехали туда, – громко сказал я. И показал на ложный след.

След исчез через пять-шесть миль. Индейцы, видать, проволокли за собой пучок веток и выбросили его. Или тоже перестроились в цепочку. Или использовали уловку, которой я не знал. Мы развернулись и по своим собственным следам поплелись обратно; шесть часов отставания, к тому же у них свежие лошади. Я спешился, разглядывая следы между камней, невидимые для остальных, но мне эти едва заметные разводы в пыли казались ясными как день.

– Не знаю, что сказать, – пробормотал я.

Капитан пристально смотрел на меня.

– Мы могли бы разделиться и поискать еще.

– Мы не будем разделяться, – отрезал капитан.

– Мы знаем, что они не пошли на запад. И на юг тоже.

– Ты что, ничего не видишь? – недоверчиво спросил он. – Вообще ничего?

– Здесь нет никаких следов, – уверенно объявил я.

Он мне не поверил, но тут ничего не поделаешь. Мы проехали еще немного на север, пришпоривая коней в надежде разглядеть индейцев на горизонте, пока солнце не зашло. Я видел, как мы постепенно отклонялись от следа Эскуте, и в итоге скакали уже совершенно в другую сторону.

С тех пор я утратил доверие капитана, но это не имело значения. Через два месяца нам пришлось неожиданно вернуться в Остин пополнить запасы, и он застукал свою жену с маркитантом. Револьвер капитана дал осечку, и маркитант зарезал его на месте.

После похорон мы пришли в тюрьму и сказали, что хотим поговорить с заключенным. Шериф молча протянул ключи.

– Вы ведь не собираетесь ничего со мной делать? – встревоженно лепетал придурок, когда мы вели его по коридору мимо шерифа. – Пускай меня просто повесят, ладно?

Оказавшись на улице, он начал вопить, что он герой, что чудом выжил в Миерской экспедиции[122], но мы сказали, что дело это давнее и вообще случилось в другой стране, а сейчас пришло время пожинать плоды.