Я страшно корил себя, что вообще смотрю в их сторону; судья надеялся, что дочки выйдут замуж за какого-нибудь выпускника Гарварда, или за сына Сэма Хьюстона, или, по крайней мере, за банкира. Я же был ненадежным лейтенантом, чей срок на земле мог окончиться в любой момент, и не было никакого смысла вкладываться в меня. Та к что когда однажды ночью дверь моей комнаты тихонько при открылась, я готов был поклясться, что это Милли, квартеронка, недавно появившаяся в доме.

Она присела на краешек кровати. Мадлен, старшая дочь судьи.

– Думаю, ты не станешь возражать, – шепнула она.

Я и не возражал. Кожа у нее была почти прозрачная, а волосы рыжие; лицо в веснушках, зато губы мягкие, и еще огромные зеленые глаза. Вся она была такая хрупкая, и хотя прежде я считал, что целоваться с девушками это как вгрызаться в незрелую хурму, я похлопал по матрасу, и она прилегла рядом со мной.

От нее сладко пахло шерри. Поскольку я не проявлял инициативы, она решила взять дело в свои руки. Очень скоро я понял, что девственность она утратила давным-давно.

Но, к несчастью, я чертовски трусил. Судья мне этого никогда не простил бы, в лучшем случае заставил бы на ней жениться. И вообще она была пьяной и, думаю, немножко чокнутой; неизвестно, чем дело обернется, когда взойдет солнце. Оценив мою робость, она улеглась сверху. В отличие от большинства женщин, искавших моего общества в те времена, она была чистой и милой. Я погладил ее волосы – нежнее кукурузных прядей, – но, сообразив, что сравнение ей не понравится, решил промолчать.

– Я что, недостаточно привлекательна?

– Ты слишком хороша.

– Но… – Она тронула там рукой, напоминая о моем конфузе.

– Это все в голове, – объяснил я.

– Потому что ты собираешься вернуться на эту ужасную войну за права работорговцев.

– Это война за свободу Техаса, – возразил я.

– Техас – это не Джефферсон Дэвис.

– Не стоит так говорить.

– А кто услышит?

– Я.

– Не будь идиотом. Можно сражаться за Техас, но не за плантаторов. Хотя сейчас я не уверена, есть ли разница.

– Похоже, в этом доме поселился фрисойлер, – пошутил я.

– Я сказала отцу, что он трус и рабство до сих пор существует из-за таких, как он, кто не решается выступить против. И из-за таких, как ты, кто готов за него сражаться. Хотя, конечно, у тебя-то нет выбора, – вздохнула она и сменила тему: – У тебя что, сифилис?

– Нет.

– Он предостерегал меня от тебя, еще с тех пор, как мне исполнилось двенадцать.

– Он сказал, что у меня дурная болезнь?

– Сказал, что если решу посмотреть в словаре это слово, то увижу рядом картинку с твоим портретом.

Я не нашелся что ответить.

– Шучу я, шучу, – хихикнула она. – Просто спросила. Расскажи о себе.

– Да нечего рассказывать.

– Я бы легла с тобой, даже будь у тебя сифилис. Я люблю тебя, а ты собираешься на войну.

Я не знал, что с ней делать.

– Итак, – требовательно произнесла она, – ты меня любишь?

– Господи Иисусе…

– Да шучу я, – опять вздохнула она. – Ну ладно, я пошла.

– Я умру глубоким стариком, – сообщил я.

– Не обижайся.

– И не думал.

– Ты его не бойся.

– Его я и не боюсь. Я боюсь того, что может случиться, если ты проведешь со мной слишком много времени.

– Ну, уверена, ты непременно удостоился бы этой чести, но, увы, опоздал лет на пять. Впрочем, ты наверняка уже обо всем наслышан.

Она принялась ритмично двигать бедрами. Мои руки задвигались в такт. Даже в тот момент я не был убежден, что поступаю правильно. Не хотел никого подводить. Но сказал себе, что она юная девушка и чувства ее испарятся стремительно, как утренняя роса.

Почти всю ночь мы резвились, а к утру она ускользнула к себе в комнату. Я ждал пламенных речей про то, что в глазах Господа мы теперь женаты, но она сказала только:

– Мама с отцом уезжают в Сан-Антонио.

Следующей ночью мы делали это еще несколько раз, и всякий раз я принимал меры предосторожности.

– Боишься, что придется на мне жениться? – заметила она.

– Я совсем не прочь жениться на тебе. – Вплоть до того момента я и не задумывался об этом, но тут понял, что говорю чистую правду, и нисколько не пожалел.

– Что ж, очаровательный способ делать предложение.

– Со мной ничего не случится, – продолжал я, не обращая внимания на ее слова. – Можешь не беспокоиться.

– Не говори так, прошу.

Я готов был сказать, что все в руках Божьих, что я закопал топор войны. Хотя с тем же успехом можно сказать, что все во власти Дьявола. И промолчал.

А потом нас направили в Канзас. Судья позвал меня к себе в кабинет. Небрит, волосы всклокочены, и видно, что спал в одежде. Он был во всех смыслах большой человек, и, если не считать рыжих волос, у них с дочерью не обнаруживалось ничего общего. Но сейчас я заметил, что у Мадлен его глаза и крупный рот, и почему-то мне стало от этого радостно.

– Ты почти покойник, – начал он. Вынул пистолет из ящика, швырнул его на стол. – Я требовал, чтобы она призналась, что ты совратил ее, но она настаивает, что ты ни при чем. Это правда?

– Да, – соврал я.

– Я сказал, что у тебя сифилис и у нее на лице появятся жуткие язвы.

– А это неправда, насколько мне известно.

– Я сказал, что ты спишь со шлюхами.

– Я уезжаю. Вам не о чем беспокоиться.

– Я-то не беспокоюсь, – фыркнул он. – Я тревожусь за свою дочь. По чести сказать, я в ужасе. И мне все это не по душе. Ты мне нравишься, но не рядом с Мадлен. Хотя она, к сожалению, всегда получает то, что хочет. Тебе придется на ней жениться.

– Я и собирался.

– Хороший мальчик, – вздохнул он. – Хороший мальчик.

Все это время он вообще не смотрел на меня. Только в окно. Я понимал, о чем он думает, – пытается вспомнить, где же совершил самую первую ошибку. Когда впервые взял меня в дом, когда спас меня от казни в Бастропе или позволив шляться здесь годами, вопреки косым взглядам соседей? В глазах его стояли слезы.

– Скажу страшное, Илай. – Он принялся прибирать бумаги на столе, складывать их аккуратными стопками, потом встал, подхватил кучку книг, которые валялись на полу, сколько я помнил, и понес их к полкам. – Не делай мою дочь вдовой. – Поглядывая на корешки, он аккуратно расставлял книги.

Когда я был уже в дверях, он окликнул меня:

– Хочу, чтобы ты понимал – я, конечно, хотел для дочери другой судьбы, Илай. Ты славный парень, и я люблю тебя, как сына, но я знаю, что ее ждет с тобой. Я хотел, чтобы она вышла замуж за человека обеспеченного, банкира, чиновника или янки. Не хотел, чтобы она жила в богом забытой хибаре и умерла в родах, или от гнилой воды, или упав с лошади, или чтоб ее застрелили индейцы и сняли скальп. – Он печально вздохнул: – Доченька моя…