— Зачем ты через силу хочешь казаться несправедливым, господин? — наконец удалось вымолвить ей.

— Я тоже человек, а не зверь. Да, раньше и мое сердце было холодным, но ты отворила запруду, и оно снова наполнилось горячей кровью. Обыкновенной человеческой кровью, которая делает сердце таким уязвимым для чувств. Когда-то я был тверд, как мой меч. Мне было безразлично, кто падает и умирает под ним… — Он замолчал, стиснув зубы, и вдруг выкрикнул: — Ты пришла за ним? Говори! Ты хочешь помочь ему бежать или просто решила скрасить дни его страданий?

— Как видно, военные заботы прежде времени лишают тебя рассудка. Я пришла к тебе, господин, но ты не даешь мне и слова сказать.

— Говори! — прошептал Набусардар и глубоко вздохнул — Отвечай, пока я окончательно не сошел с ума. Я как зверь, которого с натянутым луком преследуют по пятам, не давая ему ни отдыха, ни покоя.

Он провел рукой по лбу и в изнеможении опустился на скамью. Он превозмогал себя и, опершись локтями на стол, сжимал голову.

Его больному воображению представилось, что в эти минуты Телкиза справляет пир любви у убийцы Сибар-Сина. Потом вспомнился Валтасар, который в эти тревожные для Халдейского царства дни не нашел более важного занятия, чем покорение ледяного сердца скифской девушки. Но горше всего была мысль о том, что Нанаи проделала нелегкий путь из Деревни Золотых Колосьев, видимо, только затем, чтобы помочь Устиге вырваться из тюрьмы, а он-то, Набусардар, хотел сделать ее госпожой своего сердца! У него потемнело в глазах, и он уронил голову на стол.

Нанаи подбежала и подняла ему голову. Коснувшись его лба, почувствовала, что он пышет жаром. Она не знала, что делать, чем ему помочь, как привести в чувство. Поискала глазами склянки с лекарствами, но ничего не нашла и выбежала за Текой.

Пришла Тека и озабоченно сказала:

— Он очень устал, ему надо отдохнуть.

Она тихо вышла и приготовила в соседней комнате постель. Потом развела в вине порошок и силой влила ему в рот сквозь стиснутые зубы.

Занимаясь Набусардаром, она шептала дочери Гамадана:

— Будь с ним нежной и ласковой. В горькую минуту стань ему радостью, а в минуту слабости — опорой.

Нанаи не сводила глаз с Набусардара, пока Тека поддерживала рукой его голову и вливала ему в рот питье. Она почти не слушала Теку и только ждала, когда Непобедимый придет в себя.

Но вот ресницы у него дрогнули, и он приоткрыл глаза,

— Я очень устал, — сказал он слабым голосом.

— Тебе приготовлена постель, — откликнулась Тека и помогла Набусардару встать.

— Я так устал, — повторил он и позволил отвести себя в соседнюю комнату.

Когда он уже был наедине с Текой и в голове постепенно прояснилось, он заговорил:

— Испытания последних дней лишили меня выдержки. Скоро я буду как царь Валтасар. Наверное, я ее обидел. Она нежная и кроткая. Просила меня иметь терпение. Почему я не подождал, пока она не привыкнет ко мне и обретет уверенность? Я обвинил ее, даже не выслушав. В самом деле, я поступил несправедливо. — Он громко крикнул: — Тека!

— Я здесь, у твоего ложа, благороднейший господин. Я ждала, пока могу спросить тебя, что мне делать с твоей гостьей.

— Это та, для которой я велел приготовить комнаты, одежды и благовония. Ты будешь служить ей и заботиться о ней.

— Я говорила тебе, благороднейший господин, что давно мечтаю служить госпоже в этом дворце, ведь дом только тогда становится домом, когда его согреет своим теплом женщина. Я буду заботиться о ней и буду ей…

Она собиралась сказать «служить», но слово застряло в горле. Как ни говори, она иначе представляла себе госпожу. Та должна иметь по меньшей мере такую внешность, как благороднейшая Телкиза. В покоях Набусардара Нанаи казалась ей просто жалкой, хотя фигура и лицо ее достойны удивления. Возможно, когда она облачится в роскошное платье, то будет прекраснее Телкизы. Но дорогое платье требует благородных манер, а это дается лишь воспитанием. Кто знает, что у Набусардара на уме? Может быть, натешится ею вволю, а потом с отвращением оставит ее и помчится к другой?

Размышляя таким образом, Тека укрыла Набусардара и решила, что будет внимательной с Нанаи, но не выскажет ей той любви, на которую она способна для настоящей госпожи его сердца.

С этим она отошла от постели Набусардара и собралась погасить свет.

Но, к ее удивлению, Набусардар остановил ее:

— Сколько времени, Тека?

— Уже утро, благороднейший господин. Он задумался и добавил:

— Отведи ее в комнаты, предназначенные для нее. Она госпожа моего сердца, и ей принадлежит все, что есть в этом дворце. Любое ее желание должно исполниться. За ее жизнь ты отвечаешь головой. Это ее дворец, и она не должна чувствовать себя здесь чужой. Мы все будем служить ей, ибо она этого достойна.

Тека покачала головой, не слишком вникая в то, что он говорил. Да и можно ли добраться до смысла его горячечных слов, ведь он весь пылает, как в огне!

И она сказала только:

— Ты очень устал, господин, тебе надо отдохнуть.

— Это правда, но не позволяй мне проспать до полудня. Меня ждут дела, и каждая минута дорога. Когда я проснусь, пришли ко мне Гедеку. Это все.

* * *

Это было все, что сказал Набусардар перед тем, как уснуть.

Когда он проснулся, был уже ясный день и солнце стояло высоко над башней Эвреминанки в борсиппском Храмовом Городе Эзиде.

Величественное здание было залито сиянием. По террасам прохаживались жрецы в длинных белых одеяниях и митрах, украшенных золотом. У подножья святилища замерли в безмолвии сикоморы и кипарисы. Гигантская фигура небесного мудреца Набу в одежде из чистого золота, казалось, подпирала высокое небо. Набу ведал людскими судьбами, в его книгах была записана и судьба Набусардара и дочери Гамадана.

Об этом подумал Набусардар, когда протер глаза и вытянулся на своем шелковом ложе. Набу, сын Мардука, определенно сулил ему жизнь суровую и безрадостную. И должно было исполниться все до последнего слова, если бы Набусардар верил в богов.

Набусардар повернулся на правый бок. Взгляд его блуждал по комнате, обставленном в старинном хеттском стиле. Сочетанием красок она напоминала ему башню Эвриминанки, и мысленно он невольно перенесся туда.

Как наяву, взору его предстали все семь ее этажей, посвященных семи планетам. Позже римляне назвали их на свой лад, это были: Сакус — Сатурн, Мардук — Юпитер, Нергал — Марс, Шамаш — Солнце, Иштар — Венера, Набу — Меркурий, Син — Луна. Влекомый совершенством ее зодческого искусства, Набусардар очутился на первом этаже. Здесь преобладал черный цвет, цвет Сакуса, бога ночи и огня. Его изваяние с туловищем быка, орлиными крыльями и человеческой головой, недвижно таилось в глубине. Но черный цвет зала заставил Набусардара поспешить вон, так как внушал тяжелые и мрачные мысли.