Шумел-потрескивал старый бор. Шёл по лесной тропке Избор-кудесник, слушал, как птицы посвистывают, как деревья между собой шепчутся. Открыто Избору всё тайное, он с богами общается и самому Световиду в лицо глядит, потому как прав он перед богами киевскими. Спокоен кудесник, ибо сама Судьба – нить Макоши – в руках его, – враги мимо пройдут, не заметят, а добрые люди откликнутся, потому как советуется Избор с Триглавом Великим, в коем есть наиважнейшая и насущная Правда. А без Правды человеку с богами не быть никогда.

Так шёл кудесник и беседовал с Лесовиками да Мавками. И вдруг различил какие-то звуки – плач ли людской или звериный? Свернул Избор к озерцу лесному и увидал на берегу жену юную с малым дитятком. Сидела она и горько плакала, о чём-то про себя причитая.

– О чём плачешь, жена красная? – обратился к ней кудесник. – Почто слезами очи губишь, гляди, разбудишь своё дитятко…

Узрев незнакомого человека, жена отшатнулась в испуге, аж за сердце схватилась.

– Не пугайся меня, красавица, ничего худого тебе не сделаю. Что ходишь одна в глуши? Видать, не от добра. Коли не хочешь отвечать – не говори. А пойдём-ка лучше со мной, я недалече живу на заимке. Мёдом тебя угощу, творогом овечьим, голодная небось… Избор я, кудесник киевский, может, слыхала? Захочешь – у меня поживи сколько надо, а нет – вольному воля.

Молодица, конечно, слыхала про кудесника Избора, кто ж из киян о нём не слыхивал. Ещё девчонкой видела, как приходил он на соседский двор, лечил жену и дитятко соседа рукомысленника. Лика-то она уже не помнила, да вот добродушная речь и глубокий внимательный взгляд серых очей показались ей и в самом деле знакомыми.

Поднялась жена, дитятко к груди прижала и пошла за Избором к заимке. Вскоре дошли они до берёзовой рощи, где стояли ряды бортей, а на лужайке паслись овцы. Увидев кудесника, большой чёрный пёс, охранявший овец, радостно залаял и стал прыгать вокруг людей.

Избор ласково потрепал пса и повернулся к спутнице:

– Видишь, красавица, старый у меня пёс, да мудрый, многое знает и обо всём рассказывает. Вот сейчас говорит, что, пока меня не было, приходили волки, а пёс на них лаял и от овец отогнал. Ушли они, но вожак пригрозил вернуться и задрать не только овец, но и сторожа. Придётся наложить волчье заклятие, чтоб обходили нашу заимку стороной.

Удивлялась жена молодая, как складно старец про пса рассказывает. Потом он её в землянку ввёл, стал мёдом и творогом потчевать. А гостья опять разрыдалась и призналась Избору, что зовут её Овсеной. И что раньше ходила она к старому мельнику Водославу, и тот утешал её, а недавно сам к Праотцам отправился, и теперь некому довериться, попросить совета и помощи.

– А нынче утром, – говорила, всхлипывая, Овсена, – стояла я с Мечиславушкой на крыльце и увидала, как мимо бродяга какой-то проходил. И так он на нас взглянул, что мне нехорошо стало, сердце заныло. Матушка на Торг ушла, а я подхватила сынка да в лес убежала. Не знаю теперь, что делать, боязно мне…

Обо всём поведала Избору Овсена, открывшись сердцем, как раньше перед старым Водославом. И о том, что Мечислав – сын Святослава, не утаила, и о страхе своём перед Ольгой.

– Отец Водослав наложил на Мечислава заклятие, только сохраняет ли оно силу теперь, после смерти кудесника?

– Ничего, красавица, всё сладится. Сейчас я одно ведаю: должны вы у меня остаться. О матушке не беспокойся, ей будет передано, что вы в надёжном месте.

И поселилась Овсена с Мечиславом на заимке у Избора-кудесника.

В Киеве стояло радостное волнение – праздновались Великие Овсени.

С утра люди шли на Мольбища и несли зерно, свежие хлебы, мёд и греческий елей. На Перуновой горе сам Великий Могун со жрецами правил службу и славил богов, принося им дары на жертвенный камень.

Красные девицы несли последние осенние цветы и украшали ими богов.

Великий Могун делал возлияния у ног Земнобога мёдом и елеем и читал молитву:

– Боже Полевой, Луговой и Травный, Земнобоже великий, кормилец наш! И ты, премудрый Велес, пасущий во Сварге многочисленные стада! Вы хранили жита и проса на полях наших, растили их и приумножали зерно. Чтобы были хлеба наши высокими, чтобы были коровы тучными, а овны и прочий скот не страдали бы гладом, не гибли от мора. За то славим вас, боги премудрые, и приносим угодные жертвы от трудов наших!

Слава тебе, мать Макошь светлая, покровительница жён русских и владычица Судьбы! Пошли мужам нашим, храбрым соколам, красных жён и благоденствие Роду их! Детей красивых и здравых, век долгий!

Даруйте, боги великие, Руси мир да лад, отвратите от нас врагов, немощи и болезни. Будьте благословенны ныне, во всяк час и во веки веков! Оум!

И в тот же праздничный день пришли в Киев очередные повозки, а следом по граду разнеслась весть о возвращении Святослава. И что он будет в граде уже нынче к вечеру!

И наступило в Киеве великое ликование, – люди загодя вопили «славу» князю на городских улицах, и многие тут же на площадях и Торжищах начинали петь и плясать.

Услышав о возвращении сына, мать Ольга стала в гриднице перед византийскими богами и начала усердно молиться:

– Боже милостивый! Сделай так, чтобы князь просветлился духом истинной веры, взял себе в жёны одну из грекинь и сделал её княгиней. И чтобы с христианской верой Русь стала великой, и люди больше не воевали, а любили и прощали друг друга. Чтоб настал тот час, когда Христос пойдёт по Руси и славян, как овец, будет наставлять и пестовать. И поднимутся в Киеве храмы многие, белокаменные и златоглавые, и станут кияне добросердечнее, и князей своих первыми после Христа чтить начнут. Возьми, Боже Единый, Русь под свою защиту и держи её силой своей! И да будет она Полуночной Византией, крепкой и властной державой!

Долго молилась княгиня, заливаясь слезами, глядя на иконы в Красном углу. Здесь стоял священный Сион, а с византийских дощечек глядели среброкрылые ангелы и скорбная Божья Матерь. Перед ними горели свечи, светились лампады, и чистый фимиам струился к небу вместе с молитвой Ольги. И после той искренней молитвы пришло к ней душевное утешение, как свет, пролившийся в сердце. И от того света ей сделалось легче, и уже без страха Ольга стала ждать сына.

Когда снаружи послышался крик, переходящий в людской рёв, и затрубили рога, Ольга поняла, что Святослав входит в град.

Поднявшись с колен, Ольга махнула рукой вбежавшему охоронцу, который взволнованно доложил о прибытии князя, и скоро вышла на наружное крыльцо в сопровождении внуков и шести греческих дев, одетых в расшитые золотом белые и червонные шелка. Стоя на крыльце нового каменного терема, сооружённого по велению Ольги византийскими зодчими, все напряжённо вглядывались в даль.

Предвечернее небо сгущалось синевой, Стрибог дул свежим ветром, развевая одежду грекинь и заставляя зябко поёживаться. По-осеннему тоскливо шумели деревья, и громкими надтреснутыми голосами каркали вороны. На площадь перед палатами сходились бояре, купцы и знатные гости, приветствуя княгиню поклонами и сниманием собольих и бобровых шапок.