Но теперь саксонка ехала в составе кортежа, и если что-то ее и тревожило, так это то, что порой она замечала на себе заинтересованный взгляд кузена Юстаса, видела, как граф Тибо о чем-то переговаривается с Элеонорой, указывая на пленницу. Однако и он забыл о делах, когда они выехали к морю. По приказу Элеоноры стражи выстроились рядами, охраняя побережье, слуги расставили шатры на песчаном пляже, который поделили на участки: в одном месте было решено устроить купание дам, в другом — мужчин.

Море в тот день было тихим, волны, набегавшие на белый песок побережья, ласково шептались. Стояла такая жара, что даже священнослужители стали заходить в воду, бродили по мокрому песку, придерживая полы своих сутан.

Элеонора первая подала пример для купания: скинув свою корону и струящиеся одеяния, оставшись в одной рубахе, герцогиня легко вошла в воду, поплыла, а ее длинные волосы тянулись за ней, как золотистые водоросли.

За ней последовали другие. Милдрэд раньше и в голову не приходило, что можно купаться в столь опасной стихии, как море. Это оказалось удивительное удовольствие! И она жалела пожилых дам, которые вынуждены были стоять в воде, ограждая и закрывая собой резвящихся купальщиц, в то время как те барахтались, ныряли, брызгались. Некоторые из женщин умели плавать, но таких было немного. А вот Элеонора уплыла так далеко, что дамы и священники на берегу подняли истошный крик, опасаясь за свою госпожу.

— Я пристрастилась плавать, еще будучи в Святой земле, — рассказывала позже герцогиня, когда они, уже переодевшись в сухие легкие одежды, расположились под натянутым тентом на коврах и складных стульях.

После дневного марша и купания у всех разыгрался аппетит, и пажи спешно вынимали из больших корзин привезенные яства. Здесь были разнообразные нормандские сыры, всевозможная зелень, зажаренные до золотистой корочки каплуньи ножки, были и морские деликатесы: мидии по-нормандски, гребешки, омары, устрицы со вкусом лесного ореха. Многие блюда были залиты вкуснейшим сметанным соусом, свежим, жирным, тающим во рту. На десерт подали пышные и сладкие пироги с запеченными яблоками и грушами, а запивали еду отменным вином, по вкусу разбавленным водой, шипучим сидром, грушевым игристым пуаре[75].

После обеда все были благодушно настроены и расслаблены. Даже до этого державшийся особняком французский посланник граф Тибо как будто повеселел. Он оказался весьма приятным молодым человеком. В небрежно распахнутой после моря свободной рубахе он устроился у ног Элеоноры и грыз яблоко, не сводя с нее веселого взгляда. Герцогиня казалась сияющей, ее роскошные медовые волосы были заколоты, как у нормандских поселянок — высоким узлом, но с ниспадавшими по спине прядями. Милдрэд вспомнила, как юный Плантагенет говорил о ней: «Она как солнце!» Саксонка была готова с ним согласиться.

И все же, несмотря на расслабленность и игривое настроение, Элеонора не забывала о своем долге. В какой-то момент она увлекла французского посла прогуляться вдоль моря, и тот пошел за ней как привязанный. Их силуэты с развевающимися волосами, в летящей по ветру светлой одежде красиво смотрелись на фоне закатного неба.

Но эта картина беспечности была лишь видимостью, ибо Элеонора вела серьезные переговоры. Милдрэд поняла это, когда граф Тибо вернулся, — он выглядел задумчивым и серьезным, а паж вскоре сообщил саксонке, что герцогиня теперь желает переговорить с ней. И если только что Милдрэд игриво забирала щетку у пытавшегося расчесать ее светлые волосы принца Гийома, при этом забавляясь ревнивыми взглядами рыцаря Реми, то теперь вдруг почувствовала волнение.

Вид у герцогини был серьезный, даже суровый. Но все она же улыбнулась, завидев морской румянец на обычно бледных щеках саксонки, ее распушенные и завившиеся в крупные локоны кудри. Взяв Милдрэд под руку, она повела ее вдоль линии прибоя и стала рассказывать последние новости. Милдрэд узнала, что за последние месяцы принц Юстас осадил две лучшие крепости на северном побережье Нормандии — Арк и Се, причем бок о бок с ним воевал средний из Плантагенетов, Жоффруа Анжу (имя Жоффруа аквитанка Элеонора произносила на южный лад — Жоффрей). Но не о Жоффрее она сейчас вела речь, хотя и посетовала, как ее супруг огорчен тем, что они с братом оказались в разных лагерях. Дело в том, что, похоже, Арк и Се не удастся удержать, так как Генрих занят в сражениях за графство Вексен с Людовиком и не может оставить занятые позиции и помочь своим осажденным вассалам. Однако у Плантагенета в плену оказались несколько видных сподвижников английского принца, среди них сам Хорса. Вот графу Тибо и поручено обсудить обмен этими пленниками. Генрих предложил Юстасу отступить от осажденных крепостей в обмен на его военачальника Хорсу и… Милдрэд Гронвудскую.

— Вы хотите отдать меня Юстасу? — ахнула Милдрэд, чувствуя, как у нее голова пошла кругом. Она даже пошатнулась, и Элеоноре пришлось ее поддержать.

— Что с вами, дитя мое? Вы словно самого сатану увидели. Успокойтесь. Пока мы не намерены соглашаться с условиями Юстаса, да и освободить Хорсу для него сейчас важнее, чем вернуть вас. Ибо он откуда-то знает, что вы в Кане живете скорее как наша гостья, а не узница. Отсюда мой вопрос: откуда Юстас узнал об этом? Кто его оповещает?

— Ну уж никак не я, — молвила Милдрэд, глядя, как лучи закатного солнца золотят воды моря. Они были столь яркими, что от их блеска на ее глазах появились слезы. Или это были слезы облегчения?

И Милдрэд стала уверять, что с момента своего пленения не имеет связи с принцем Юстасом и даже счастлива, что так сложилось.

— Но ведь Юстас Английский обещает вам высокое положение, почет и… как ходит молва, хочет однажды сделать вас королевой Англии… Это ли не повод, чтобы вернуться к нему?

И так как Милдрэд не ответила, герцогиня сухо сказала, что пусть миледи не надеется на это. Пока Юстас нуждается в поддержке Людовика Французского, он не подумает поднимать вопрос о разводе с Констанцией. И, видя, что та продолжает отмалчиваться, герцогиня неожиданно сообщила ей про Авису. Дескать, ей стало ведомо, что сия женщина уехала из Глочестера, однако весьма неплохо устроилась с сыном в Южном Уэльсе. И насколько известно Элеоноре, рядом с ней нет никого, кто бы мог походить на ее супруга.

— Возможно, так она скрывает свой брак, чтобы и в дальнейшем получать деньги на содержание сына, — предположила заинтересованная Милдрэд. — Но в любом случае я сама присутствовала на ее венчании с рыцарем Артуром ле Бретоном. О, что вы, мадам! — воскликнула Милдрэд, когда Элеонора вдруг резко сжала ей руку.

Лицо герцогини неожиданно стало напряженным, почти злым.

— Что вы сказали? Артур ле Бретон? Госпитальер Артур ле Бретон? Быть такого не может!

Она вдруг оставила Милдрэд и, резко развернувшись, пошла прочь. Потом так же быстро вернулась.

— Если я правильно понимаю, то ранее мы с вами разговаривали о неком Артуре из Шрусбери, которого одно время приблизил к себе Анри Плантагенет. Почему же теперь вы сказали о нем как об Артуре ле Бретоне?