Серферы обменялись взглядами. Я снова кивнул.

– Да. А что будет с Сильви Осимой? Она этого не просила. Она не была свободным агентом. Она была, сука, невинной жертвой. И станет только первой из многих, если вы добьетесь того, чего хотите.

Опять тишина. Наконец Бразилия пожал плечами.

– Так зачем ты вообще пришел к нам?

– Потому что, блин, я в тебе ошибся, Джек. Потому что я помнил, что ты был выше этого унылого мечтательного говна.

Снова движение плечами.

– Значит, ты неправильно помнил.

– Я уже понял.

– Мне кажется, ты пришел к нам потому, что у тебя не было выбора, – трезво сказала Сиерра Трес. – И ты должен был сознавать, что мы поставим возможное существование Нади Макиты выше личности хозяина.

– Хозяина?

– Никто не хочет специально причинять Осиме вред. Но если жертва необходима, если она – Макита…

– Но это не она. Разуй глаза-то, Сиерра.

– Может, и нет. Но позволь мне быть честной до конца, Ковач. Если это Макита, она стоит для народа Харлана во сто крат больше, чем какая-то наемная охотница из деКома, которая тебе приглянулась.

Когда я посмотрел на Трес, то чувствовал, как в меня прокрадывается холодная, разрушительная легкость. Она казалась почти уютной, как возвращение домой.

– А может, она стоит больше, чем какая-то серферская неокуэллистская хромоножка. Никогда не приходило в голову? Готова на эту жертву, да?

Она посмотрела на ногу, потом на меня.

– Конечно, – сказала она мягко, словно объясняла ребенку. – А что, по-твоему, я тут делаю?

* * *

Час спустя секретный канал поймал внезапную возбужденную передачу. Подробности остались непонятны за ликованием, но суть была ясна. Сосеки Кой и небольшая группка выживших выбралась из схватки за Мици Харлан. Маршрут побега из Миллспорта не подвел.

Они были готовы забрать нас.

Когда мы вошли в деревенскую гавань и я огляделся, чувство дежавю оказалось настолько ошеломляющим, что я чуть ли не чувствовал запах гари. Чуть ли не слышал панические крики.

Чуть ли не видел себя.

Приди в себя, Так. Это было не здесь.

Не здесь. Но здесь были то же бессистемное скопище построек, укрепленных для плохой погоды и расползающихся от воды, тот же крошечный центр из магазинчиков на главной улице и тот же портовый комплекс в одном конце бухты. Те же пришвартованные у причала гроздья килевых траулеров и каботажников в тени корпуса большого океанского охотника на скатов с аутригерами. Даже та же заброшенная исследовательская станция в дальнем конце бухты и недалеко от нее – примостившийся на утесе молельный дом, который стал взамен станции сердцем деревни, когда иссякло финансирование проекта Микуни. На главной улице ходили женщины, мешковато закутанные, словно торопились на работу с опасными веществами. Мужчины – нет.

– Давайте быстрее закончим, – пробормотал я.

Мы пришвартовали шлюпку на том конце пляжа, где над мелководьем под углами, говорящими о запустении, склонялись заляпанные и захоженные пластмассовые пирсы. Сиерра Трес и женщина, которая называла себя Надей Макитой, сидели на корме, пока мы с Бразилией разгружали багаж. Как и любые путешественники по Миллспортскому архипелагу, владельцы «Островитянина с Боубина» запасли уместную женскую одежду на случай, если придется пристать в каком-нибудь сообществе на Северной косе, и Трес с Макитой были замотаны по самые глаза. Мы помогли им выбраться из шлюпки, как я надеялся, со столь же уместной заботой, собрали рюкзаки на запечатке и направились по главной улице вверх. Процесс оказался медленным – Сиерра Трес перед сходом с яхты накачалась по самые глаза боевыми болеутоляющими, но гипс и ботинок из гибкого сплава по-прежнему принуждали ее к походке старухи. Мы ловили на себе любопытные взгляды, но я их объяснял светлыми волосами и телосложением Бразилии. Я начал жалеть, что мы не замотали заодно и его.

Никто с нами не заговорил.

Мы нашли единственную гостиницу в деревне, с окнами на главную площадь, и забронировали номера на неделю с помощью двух девственно-чистых паспортных инфочипов из набора, который привезли с Вчиры. Женщины, Трес и Макита, находились под нашей ответственностью, и от них никаких удостоверений личности не требовалось. Тем не менее служащая в шарфе и халате приветствовала их с теплом, которое, когда я объяснил, что моя престарелая тетушка повредила бедро, тут же превратилось в заботу и грозило стать проблемой. Я с негодованием отверг предложение вызвать местного женского врача, и служащая отступила перед мужской властью. Поджав губы, она занялась проверкой наших удостоверений. Из окна рядом с ее стойкой можно было выглянуть на площадь и увидеть высокую платформу и крепления для стула наказаний. Я мрачно взирал на нее, затем вернул себя в настоящее и закрепился в нем. Мы положили руки на античный сканер для допуска и поднялись в свои комнаты.

– Ты имеешь что-то против них? – спросила меня Макита, снимая головной убор в номере. – Ты какой-то злой. Вот почему у тебя вендетта против их священников?

– Это связано.

– Понятно. – Она встряхнула волосами, пропустила через них пальцы и рассмотрела маскирующую систему из ткани и металла в другой руке с озадаченным любопытством, так противоречащим открытому презрению Сильви Осимы, когда от нее потребовалось надеть платок в Текитомуре. – И кому под всеми тремя лунами захочется такое носить?

Я пожал плечами.

– Это не самая большая тупость, на которую себя обрекают люди.

Она пристально посмотрела на меня.

– Это скрытая критика?

– Нет, конечно. Если я захочу сказать тебе что-нибудь критическое, тебе не придется переспрашивать.

Она повторила мое пожатие плечами.

– Что ж, жду с нетерпением. Но, думаю, можно смело заключить, что ты не куэллист.

Я глубоко вдохнул.

– Заключай что хочешь. Я на улицу.

* * *

Я бродил в торговом конце порта, пока не отыскал кафе из баббл-ткани, где подавали дешевую еду и питье рыбакам и портовикам. Я заказал миску рыбного рамена, отнес к месту у окна и сел есть, глядя, как по палубам и мосткам аутригеров охотника на скатов ходят матросы. Через какое-то время к моему столику подошел тощего вида и среднего возраста местный с подносом.

– Не против, если присяду? Народу многовато.

Я оглядел заведение. Посетителей хватало, но были и другие свободные места. Я неприветливо пожал плечами.

– Как хочешь.

– Спасибо, – он сел, поднял крышку с бэнто и приступил к еде. Какое-то время мы ели молча; затем случилось неизбежное. Между порциями он поймал мой взгляд. Его обветренное лицо сморщилось в улыбке.