На полу стонал умирающий Пауль Атрейдес. Во взгляде Чани читалось отчаяние, она опустилась на колени возле любимого, пальцы ее окропились его кровью. Джессика, объятая горем, держала сына за руку. Паоло задрожал. Почему Паулю требуется так много времени, чтобы умереть? Надо было убить соперника более искусно.

Склонившись над Паулем, доктор Юйэ делал все, что было в его силах, стараясь остановить кровотечение. Но даже его высокого искусства было мало. Нож Паоло причинил слишком серьезные повреждения, нанеся смертельную рану.

Но теперь все эти люди не имели никакого значения. Прошли считанные секунды, а Паоло уже ощутил мощное действие пряности. Меланжа буквально ворвалась в его кровь, взорвалась, как луч лазерного ружья. Мысли стали острее, четче, потекли быстрее. Меланжа работала! Ум Паоло был пронизан уверенностью, какую чужак посчитал бы заносчивостью или мегаломанией. Но он, Паоло, знал, что все это истина.

Он стал выше ростом, он как будто действительно вытянулся физически и созрел. Сознание его расширилось до космических пределов. Даже Омниус и Эразм казались ему теперь жалкими насекомыми, копошащимися где-то внизу, под его грандиозными, но в конечном счете такими мелочными мечтаниями.

Словно с большой высоты смотрел теперь Паоло и на барона, эту самодовольную змею, которая столько лет помыкала им, «учила» и всячески показывала свое превосходство. Некогда всемогущий глава Дома Харконненов показался ему вдруг абсолютно незначительной фигурой, мелкой сошкой.

Лицедел Хрон обернулся к Омниусу, по-прежнему пребывавшему в образе старика. Паоло видел их всех насквозь с необычайной легкостью.

– А теперь я скажу вам, что я намерен сделать в первую очередь. – Паоло слышал, как гремит его голос, уподобляясь божественному гласу. Теперь даже великий Омниус должен трепетать перед ним. Слова лились с уст Паоло с силой бури Кориолиса, подстегнутые мощью ультра-пряности.

– Я учреждаю свою власть и диктат. Пророчество верно: я, и только я, изменю эту вселенную. Как всеконечный и последний Квисац-Хадерах, я знаю мое предназначение – как, впрочем, и все вы, ибо это ваши действия привели к исполнению пророчества. – Он улыбнулся. – Даже твои действия, Омниус.

Мнимый старик ответил тем, что раздраженно нахмурился. Рядом с ним снисходительно улыбался робот Эразм, очевидно, ожидая, что сделает сейчас новоиспеченный супермен. Все видения Паоло о его силе, всевластии и правлении были основаны на предзнании. Он нисколько не сомневался в его правдивости. Теперь перед ним как на ладони развертывалось все будущее в своих мельчайших подробностях. Молодой человек продолжал высокопарно вещать.

– Теперь, когда я овладел всей полнотой моей истинной власти, нет никакой нужды в машинном флоте, как нет и необходимости уничтожать населенные людьми планеты. Теперь я могу управлять ими. – Он взмахнул рукой. – О, мы можем, конечно, сжечь пару-другую второстепенных планет – только ради демонстрации силы, – чтобы показать, что мы можем, – и оставить в живых, как питательную биомассу, подавляющее большинство человечества.

Паоло задыхался, идеи душили его, теснились в голове, придавая словам силу убеждения.

– Когда мы захватим Капитул, то вскроем архивы Общины Сестер и узнаем все об их селекционной программе. Отталкиваясь от нее, мы составим план создания блистательного, совершенного человека, сочетающего в себе лучшие черты – по моему выбору. Мы создадим рабочих, слуг, инженеров и – это, конечно, будет штучный товар – лидеров. – С этими словами он повернулся к старику. – А ты, Омниус, создашь для меня идеальную инфраструктуру. Если мы дадим людям слишком много свободы, то они все испортят. Нам придется искоренить буйные и неуправляемые генетические линии. – Он мысленно усмехнулся. – На самом деле самая неуправляемая из всех – это генеалогическая линия Атрейдесов, значит, я буду последним из них. Теперь, когда явился я, вселенной и истории больше не нужны Атрейдесы. – Он осмотрел присутствующих, но не нашел среди них человека, о котором только что подумал. – Да, и всяких там Дунканов Айдахо. Они уже смертельно всем надоели.

Паоло говорил все быстрее и быстрее, увлеченный видениями, вызванными опьянившей его пряностью. Растерянное выражение, появившееся даже на лице барона, заставило его усомниться в том, что кто-либо здесь его понимает. Какими примитивными они все сейчас ему казались. Что если его мысли настолько грандиозны и сложны, что их не понимают даже мыслящие машины? Значит, он действительно что-то может!

Он начал расхаживать по залу, не обращая внимания на отчаянную жестикуляцию и горящие глаза барона. Движения Паоло стали судорожными и маниакальными.

– Да, первым шагом станет уничтожение всего старого и отжившего. Мы выметем все это каленой метлой – все ненужное и лишнее. Мы расчистим путь новому и совершенному. Эту концепцию может понять любая мыслящая машина.

Эразм смотрел на Паоло во все глаза, сменив выражение своего текучего металлического лица, сделав его копией лица старика. Видимо, он воспринимал речи Паоло как шутку, как разглагольствования обезумевшего ребенка. В душе Паоло нарастал гнев. Этот не воспринимает его всерьез!

Теперь перед Паоло развертывалось необозримое полотно будущего, щедрые мазки распадались на мелкие фрагменты под действием мощной ультра-пряности. Некоторые грядущие события он видел невероятно отчетливо, обнажились мелкие детали. Невероятно сильная меланжа оказалась еще более крепкой, чем он предполагал, будущее приобрело невероятную ясность, хаотичная смесь событий развертывалась перед его взором, составляя, впрочем, уже известный ему рисунок.

В разгар этой умственной бури что-то еще высвободилось из его клеток. Это была скрывавшаяся в них до сего дня память о прошлой жизни. В ушах раздался рев, заглушивший звуки пророческих видений, и Паоло внезапно вспомнил все о Пауле Атрейдесе. Несмотря на то что воспитывал его барон, несмотря на то что машинам казалось, что они делают из мальчика свою послушную марионетку, по сути, он все же остался самим собой.

Он скользнул взглядом по залу и посмотрел на всех совершенно иными глазами: он увидел Джессику, ненаглядную Чани и самого себя, лежащего в луже крови при последнем издыхании. Неужели это сделал он, совершив такое своеобразное самоубийство? Нет, к этому его вынудил Омниус. Но как мог кто бы то ни было заставить Квисац-Хадераха поступить вопреки его воле? В мозгу всплыли подробности поединка с Паулем, он закрыл глаза, стараясь отогнать неприятное воспоминание. Он не хотел, не желал служить Омниусу. Он ненавидел барона Харконнена. Он не мог допустить такого злодейства.

Он обладал силой все изменить. Разве не он окончательный, последний Квисац-Хадерах? Благодаря ультра-пряности и наследственности Атрейдесов, он теперь обладал таким мощным предзнанием, каковое не было возможно до этого. Теперь ни одно событие, даже самое мелкое и незначительное, не могло от него ускользнуть.

Это был чудесный миг. Он мог увидеть все на пестром ковре, сотканном из нитей будущего. Если захочет, то он увидит там любую, пусть даже самую крошечную деталь. На карте будущего для него нет больше белых пятен.