«Моё открытие Америки»:

«Рассматриваю в последний раз пассажиров. В последний, потому что осень – время бурь, и люди будут лежать вповалку все 8 дней».

Среди провожавших поэта был, конечно же, и Давид Бурлюк, про которого Ваксберг написал:

«Только он знал ту тайну, которая открылась Маяковскому перед его отплытием в Европу (в конце октября): Элли беременна, и от своего ребёнка он отказываться не собирается. Бурлюк свято хранил тайну своего друга несколько десятилетий».

Когда «Рошамбо» покинул гавань, Маяковский отметил:

«Замахнулась кулаком с факелом американская баба-свобода, прикрывшая задом тюрьму Острова Слёз».

Обратим внимание, с каким пренебрежительным вызовом это сказано.

Провожавшие поэта покинули пристань. Чарльз Рехт отвёз Элли Джонс домой. Она потом вспоминала:

«Я хотела броситься на кровать и рыдать….но не могла. Моя кровать была устлана цветами – незабудками. У него совсем не было денег! Но он был такой».

Янгфельдт прокомментировал этот поступок поэта следующими словами:

«Это было в его стиле: не несколько цветов и не один букет, а устланная цветами кровать. Типичный пример гиперболизма Маяковского: ухаживая за женщиной, он посылал ей не одну корзину цветов, а несколько, не одну коробку конфет, а десять, покупал не один лотерейный билет, а весь тираж…»

В книге Семёна Кэмрада «Маяковский в Америке» сказано:

«Когда поэт уезжал из Нью-Йорка, не было денег даже на мало-мальски приличное пальто. ‹…› С трудом удалось наскрести денег на обратную дорогу. И если «туда» – в Америку – Маяковский путешествовал в 1 классе, то «обратно» –

Койка, на которой располагался Маяковский, находилась на нижней палубе – под дансингом, где по ночам пассажиры танцевали.

Маяковский возвращался на родину. Потом он написал (в «Я сам»):

««Вокруг» не вышло. Во-первых, обокрали в Париже, во-вторых, после полгода езды пулей бросился в СССР. Даже в Сан-Франциско (звали с лекцией) не поехал…

Роман дописал в уме, а на бумагу не перевёл, потому что: пока дописывалось, проникся ненавистью к выдуманному и стал от себя требовать, чтобы на фамилии, чтоб на факте».

Теперь его снова качали волны Атлантического океана. В «Моём открытии Америки» об этом сказано:

«Мы в открытом обратном океане. Сутки не было ни качки, ни вина. Американские территориальные воды, ещё текущие под сухим законом. Через сутки появилось и то и другое. Люди полегли».

Чем кроме лежания занимался поэт в течение более чем недельного плавания?

Он обдумывал очерки об этом путешествии.

«Моё открытие Америки»:

«Цель моих очерков – заставить в предчувствии далёкой борьбы изучать слабые и сильные стороны Америки».

Не случайно все произведения, сочинённые Маяковским за океаном, по словам Бенгта Янгфельдта, «сильно идеологизированы». Но при этом в двух (лучших!) стихотворениях американского цикла («Бруклинский мост» и «Бродвей») поэт, по словам того же Янгфельдта…

«…не может сдержать ребяческого энтузиазма, который вызывает у него американское техническое чудо и бурлящий мегаполис».

Александр Михайлов:

«Маяковский допускал хвастливые публицистические выпады: «Я стремился за 7000 вёрст вперёд, а попал на 7 лет назад» или «Посылаю к чертям свинячим все доллары всех держав. Мне бы кончить жизнь в штанах, в которых начал, ничего за век свой не стяжав»».

Впрочем, Александр Михайлов предлагает на эти «выпады» смотреть снисходительно:

«…поймём и простим Маяковскому некоторые пропагандистские «переборы», ведь за своей спиной он ощущал народ, который восемь лет назад совершил революцию».

С этим призывом согласиться трудно. Потому что, во-первых, революцию в октябре 1917 года совершал всё-таки не весь «народ», а всего лишь одна партия, у которой были на это немецкие деньги. А во-вторых… Ещё в стихотворении «Кемп «Нит гедайге»», как бы оправдывая своё «непролетарское» восхищение Бруклинским мостом, поэт сказал:

Есть в американском цикле стихотворение, про которое Янгфельдт сказал:

«Свойственная Маяковскому двойственность, противоречивое отношение к своему творчеству и отечеству с полной силой прорываются в стихотворении «Домой», над которым он начал работать, возвращаясь на корабле из Нью-Йорка».

В этом стихотворении тема пролетарского пути и пути своего, личного, поэтического была продолжена:

То есть Маяковский высказывал пожелание, чтобы поэзия была приравнена к важнейшим государственным делам.

Но в стихотворении есть и такие строки:

В записной книжке сохранился другой вариант последней строки:

«Перед съездом докладывал Сталин».

Бенгт Янгфельдт:

«То, что в качестве докладчика был выбран Сталин, объясняется не особой симпатией к преемнику Ленина, а рифмой «стали – Сталин»; по литературным вопросам Сталин, как известно, редко высказывался».