Древние римляне поражают нас размахом своих свершений, особенно если вспомнить, что средняя продолжительность жизни в те времена составляла чуть менее тридцати лет. Самые крепкие сооружения относятся именно к эпохе Агриппы и Августа — это и знаменитый Пантеон, и базилика Нептуна, и Септа Юлия, и форум Августа, и множество бань. Император и полководец украсили их любимыми статуями, будучи, как и прочие римляне, страстными собирателями древностей, особенно греческих. В отличие от музейных экспонатов, предстающих сегодня перед нашими глазами, мраморные изваяния были покрыты росписью, причем зачастую довольно кричащих оттенков — ярко-алого, желтого, оранжевого, бирюзового. Как ни странно для нас вообразить себе горожан, собиравших древности две с лишним тысячи лет назад, но временами их общество поразительно напоминает наше. Римляне обожали ходить в театр, приветствовали друг друга рукопожатием, и многие из ведущих мыслителей (например, Цицерон) жестоко высмеивали царящие вокруг суеверия, а то и веру в богов. Дети играли в кости, баюкали кукол, а взрослые проводили время на скачках, делая ставки и просто встречаясь с друзьями. Юмор эпохи отличается явной грубостью. Сохранившиеся в Помпеях надписи и рисунки на стенах дают представление о римском сарказме. Император Веспасиан, умирая, подмигнул сыновьям: «Увы, кажется, я уже становлюсь богом».

Существует причина, по которой нас привлекают рассказы о Древнем Риме: на мой взгляд, дело в том, что в людях, живших две тысячи лет назад, мы вдруг узнаем себя. Приглашаю вас поразмышлять над следующими отрывками. Думаю, некоторые из них покажутся выдержками, взятыми из современной литературы.

«К берегу вдруг прибился труп. Волны легко покачивали его то вверх, то вниз. Со скорбью в сердце стоял я и созерцал увлажнившимися глазами труд вероломной стихии. «А ведь где-нибудь, — обратился я сам к себе, — где-то там несчастного ждет жена, или сын, или, может, отец, не подозревающий о буре и страшном крушении. Уверен, что этот юноша оставил кого-то, поцеловал на прощание. Так вот он, итог человеческих замыслов, вот завершение наших великих планов. Только взгляните, как он теперь послушен волнам!»»

Петроний. Сатирикон, 115

«Я был счастлив узнать от людей, навещавших тебя, что ты обходишься со своими рабами, словно с друзьями… Кто-нибудь скажет: «Это просто рабы». Нет, это люди, во всем подобные нам! «Просто рабы» — но они живут среди нас! «Просто рабы» — нет, наши товарищи, если вспомнить, что все мы в одинаковой мере подвластны судьбе… Не хочу пускаться в пространные рассуждения по поводу обращения с рабами, к которым мы слишком надменны, слишком сварливы и слишком жестоки. Однако прими мой совет: обходись со стоящими ниже так, как ты хотел бы, чтобы с тобою обходились стоящие выше».

Луций Анней Сенека. Нравственные письма к Луцилию. Письмо XLVII

«Женщина, первой убившая нежный зародыш в утробе, — лучше б сама умерла в этом неравном бою! Можно ль, из страха за белизну своей кожи, за стройность фигуры — плод жаркой страсти сгубить?.. Как предоставить утробу орудиям на растерзанье? Как отравить нерожденного соками проклятых трав?.. Злые тигрицы Армении так не поступят, львица не тронет малых детенышей когтем своим. Нежные ж девы — не против, но кары не все избегают: та, что убила дитя, гибнет нередко сама».

Овидий. Любовные элегии, XIV, 5–6, 25–26, 34-36

«С чего это ты разошелся? Не оттого ли, что я живу с царицей[47]? Да, мы не женаты — а ты впервые об этом услышал? Разве наша связь не длится вот уже девять лет? Можно подумать, ты живешь с одной лишь Ливией? Чтоб я провалился, если, читая это письмо, ты не переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией Титизенией, или с каждой из них, да и какая, в конце концов, разница, где и с кем ты утоляешь похоть?»

Марк Антоний. Цитата из подлинного письма Октавиану, сохранившегося благодаря биографу Светонию[48].

В размышлениях Петрония легко распознать глубинный человеческий страх перед смертью и чувство утраты, которое она порождает в душах оставленных близких. Письмо Сенеки рассказывает о том, что даже в эпоху расцвета рабовладения находились люди, коим откровенно претил подобный общественный уклад. Овидий пространно высказывается о проблеме абортов, между тем как Марк Антоний высмеивает Октавиана за лицемерие в отношении внебрачных связей. Некоторые высказывания, пожалуй, даже слишком смелы для нашего времени. Похоже, мы с вами живем на развалинах древней цивилизации.

Первой в мире газетой принято считать ежедневные acta diurna Юлия Цезаря, ну а формула «Senatus Populusque Romanus», означающая «Сенат и народ Рима», используется по сей день. На самом деле сокращение SPQR можно увидеть буквально по всему городу, где угодно: на досках для объявлений и даже на крышках общественных уборных.

Впрочем, даже при столь богатом и разнообразном материале я все же позволила себе определенные отклонения от исторических записей. Поскольку обе старшие дочки Октавии звались Клавдиями, а обе младшие — Антониями, ради простоты восприятия текста я переменила два имени соответственно на Марцеллу и Тонию. И хотя в Древнем Риме гаруспики гадали по внутренностям животных, а фулгаторы пытались постигнуть волю богов по грому и молниям, я решила и тех и других величать авгурами, дабы не утомлять читателя избытком иноязычных терминов. В те дни, когда власть перешла в руки Августа, вера в обожествление уже широко высмеивалась в высших кругах, однако сам Август искренне предавался суевериям и, в отличие от большинства своих образованных современников, частенько обращался к авгурам. Для удобства англоязычных читателей я также отказалась использовать падежные формы латинских слов.

Среди прочих изменений, внесенных мною в реальный исторический материал, можно упомянуть Галлию и Луция (насколько мне известно, эти люди никогда не существовали), а также кое-какие даты. (Разумеется, месяц август во дни описываемых событий носил название секстилий и был переименован в честь Октавиана уже после смерти последнего.) Если же говорить о сюжетных тонкостях, то, по воле автора, царица Клеопатра потрясена известием о том, что ее победитель присвоил имя своего дяди, тогда как она вполне могла услышать об этом намного раньше. И хотя ваша покорная слуга всеми силами избегала анахронизмов, отдельные неточные слова все же вкрались в текст. Пример тому — «книги», которые в действительности назывались кодексами. Однако по большей части я стремилась придерживаться исторической правды. В конце концов, ради этого читатель и обращается к литературе подобного рода — чтобы перенестись в иное время, изумиться судьбам и обычаям древних людей, как и сами они, возможно, подивились бы, увидев нашу сегодняшнюю жизнь.

Как и всегда, я не могу от всей души не поблагодарить своего бесконечно терпеливого и невероятно заботливого мужа Мэтью. Вот уже более десяти лет мы вместе, и ты по-прежнему вдохновляешь свою супругу писать романы о величайших историях любви. Мама и брат, без участия и поддержки которых я вряд ли состоялась бы как писательница, примите мою глубочайшую признательность. Отцу, который привил мне любовь к истории Древнего Рима: как жаль, что ты не можешь прочесть эти строки. Полагаю, тебя развлекла бы возможность хоть ненадолго оторваться от увесистых ветхих томов и предаться более легкому чтению. Помня твой интерес к обреченному восстанию рабов под предводительством Спартака, я думаю, ты полюбил бы Красного Орла, чья история основана на судьбах исторических прототипов, появлявшихся до и после. Ты бы безмерно порадовался его славным выходкам, а также намекам на удалых героев, населяющих произведения баронессы Эммуски Орчи[49], Александра Дюма и Барбары Майклз[50]. Спасибо за то, что ты всегда находил время чему-нибудь научить меня, и за то, что был таким прекрасным отцом.