Рыдая, она бежала к пещере. Зачем она так сказала? Она и сама не могла бы объяснить. Однако чутье подсказывало ей, что Джем должен… чутье было сильнее желания задержать любимого.

— Папа!

Девушка прижалась к отцу. Она ничего не рассказывала ему о своих свиданиях с Джемом. О многом другом она ему тоже не рассказывала. Но это не имело значения. Старик и так все знал. Конечно, он все знал. Грубой рукой он гладил волосы дочери, шептал слова утешения:

— Все мы во власти порядка вещей, дитя мое. А порядок вещей должен установиться.

А Джему предстояла другая встреча на кладбище.

Жара в тот день стояла страшная. Компания синемундирников расположилась под тисом, в тени. Они распивали пиво из небольшого бочонка и играли в карты. Они сняли треуголки и мундиры. Все уже порядком поднабрались, судя по тому, как пьяно звучали их голоса. То и дело раздавались взрывы хохота.

Занимались они делом запретным — это касалось как азартных игр, так и осквернения кладбища, однако жара действовала расслабляюще. Благосклонность часовых в сочетании с определенной наглостью превратила запретный плод во вполне съедобный. И кроме этого, в компании были одни офицеры.

— Эй!

Весельчаки заметили Джема.

— Чего это он тут делает, а?

— Видок у него какой-то виноватый, я бы так сказал.

— Да просто шатается тут, вот и все. Грязный попрошайка.

— А ты-то сам кто?

— Эй, хромоножка! — один из офицеров поманил Джема пальцем.

Джем сделал вид, будто ничего не заметил.

Рыжеволосый офицер встал и пьяной походкой направился к нему. Судя по знакам отличия, он был капитаном и предводителем пьяной компании. Враждебность исходила от него наподобие винных паров. Пожалуй, в другое время этот человек мог бы показаться и красивым, но принятая доза алкоголя сделала его уродливым. Ярко-рыжие волосы беспорядочными прядями падали ему на глаза.

— Эй, ты! Слюнтяй! Ты меня что, не слыхал? — рявкнул капитан и злобно взмахнул рукой. Компания разразилась громовым хохотом.

Джем хотел как можно скорее миновать пьяниц. Быстро переставляя костыли, он шел между могил к дорожке.

Но к несчастью, угодив костылем в грязь, он поскользнулся и упал.

Пьяницы захлопали в ладоши.

Одобрительно заорали.

Джем лежал на земле, тяжело дыша. Падая, он больно ударился виском о замшелый могильный камень. Боль пульсировала, растекалась по голове.

— Хромоножка?

Джем поднял взгляд. Пьяный капитан склонился к нему. Казалось, в этот миг в его взгляде мелькнуло нечто большее, нежели просто жестокое любопытство.

Джем тоже почувствовал нечто большее. Образ капитана Вильдропа наполнил сознание Джема, и хотя капитан Вильдроп теперь был стройным крепким молодым человеком, на миг он предстал перед Джемом таким, каким был прежде, когда его звали Полти… с толстым пузом, переваливающимся через пояс штанов, с грушевидной головой, увенчанной ежиком коротко стриженных волос. Казалось, будто Полти напялил на себя маскарадный костюм, и на краткий миг Джему открылось его истинное обличье. То есть — обличье урода Джем даже не думал о том, что это так уж невозможно. Он чувствовал только отвращение, похожее на тошноту. И все же когда он подал голос, голос его зазвучал спокойно, взвешенно:

— Заткнись, жирная свинья. Убери свою жирную морду.

Физиономия Полти побагровела. Стало тихо-тихо.

— Полти? — прозвучал вопросительно чей-то голос.

Рыжеволосый офицер медленно выпрямился и лениво оглянулся через плечо на собутыльников:

— Что-то нынче пивко на меня дурно подействовало. Вы меня понимаете, парни?

И он принялся расстегивать штаны.

— Полти, перестань, — умоляюще проговорил долговязый лейтенант, в один миг очутившийся рядом с капитаном. — Не смешно.

— Да ну? А ты смеялся вроде?

— Теперь не смешно.

Джем крепко сжал губы, а долговязый лейтенант помог ему подняться. Несчастный калека и сам покраснел, лоб его покрылся испариной.

— Ну, как? Все в порядке?

Случившееся потрясло Джема. До сих пор солдаты неизменно относились к нему сочувственно. Пусть он презирал их синие мундиры, но он не презирал людей, носивших эти мундиры.

Тут было другое дело.

Уходя, Джем слышал пьяное ворчание Полти:

— Ну ты и слизняк, Боб. Подумать только, и я тебя в офицеры пропихнул! И вечно-то ты был бабой, бабой ты и остался!

На могильной плите, лежавшей поверх места захоронения матери Каты, валялись карты с изображением магов, нищих и конников вперемешку с мокрыми от пива монетами. Тут же стояли пивные кружки. Солдаты играли в игру под названием «Судьба Орокона». Играли они на деньги и о смысле игры не очень-то задумывались. Вот если бы задумались, наверное, вели бы себя иначе. Игра в «Судьбу Орокона» напоминала связывание невидимых, неосязаемых нитей, по которым время передает нам всем нам нашу судьбу. Казалось, в игре все зависит от странности выбора, от свободы воли в каждый отдельно взятый момент — да и в жизни все кажется именно так. А вспомнишь потом — не было ничего.

В жизни каждого молодого человека всегда наступает такое время, когда контуры его судьбы как бы проступают сквозь туман. Происходят какие-то случаи, и эти случаи словно предваряют свершение судьбы. Встреча с Полти в тот день стала первым из трех происшествий, которые предстояло пережить Джему до того, как ему стал окончательно ясен лежащий перед ним путь.

Той ночью Джем вспоминал о Кате не так пылко, как обычно. Мерно дыша, он лежал на постели в своем алькове. Медленно догорала единственная свеча. Жара не спала даже к ночи, окно было открыто настежь. Пламя свечи стояло недвижно — ни ветерка. Юноша напряженно думал над последними словами Каты. Сердце его сковала тягостная тоска. Сначала ему казалось, что его отношениям с девушкой пришел конец, теперь он видел, что начиналось нечто новое. Он думал о том, что ему повезло, и он так скоро нашел место, где бы ему хотелось жить. Но он не мог там жить. Его отторжение Диколесьем должно было наступить с той же неизбежностью, что и конец жаркого времени года. Теперь он это понимал.

«Позволь мне остаться».

Как же глупо!

Взгляд Джема скользил по алькову… книги в потрескавшихся переплетах, тронутые плесенью камзолы, щит красномундирников, который он повесил на стену. Серебряная джарвельская шкатулка в нише над камином тускло поблескивала в свете свечи. Пустая коробка. Она всегда была пуста, наверняка она всегда была пуста. Джем подумал о том, что так и должно быть.

Он с тоской думал о том, что все, что он собрал когда-то в алькове, теперь было единственным, что осталось от прежнего замка — того замка, что стоял в Ирионе до прихода синемундирников. Тоска объяла Джема с новой силой. Ведь он жил среди этих вещей, он принес их сюда и спас от распада, он так долго был к ним привязан. А пока он уплывал, одурманенный страстью, по волнам желания, он позабыл обо всех своих драгоценностях. Болезненный озноб сотряс тело Джема. Он вспомнил о своем детстве, о вечерах в этом алькове, когда он засыпал под пение колесной лиры. Вспомнил беднягу Варнаву. Что с ним сталось? Джем бросил взгляд на пейзаж, изображавший белесую дорогу. Картина висела на прежнем месте, он просто в последнее время не обращал на нее внимания. Но ведь Джем не мог оставаться таким, каким был прежде. В который раз он задумался о том, что, может быть, раньше он был настоящим и должен был бы остаться таким, если бы Ката что-то не разрушила в нем, не навредила ему.