– Эрик, мои люди расстроены гибелью Покрышки и остальных, – вполголоса обратился он ко мне. – Дозволь им в качестве утешения немного отвести душу и посмотреть, как Помойка накостыляет этому увальню, раз ты все равно собрался попытать его маленько...

Ганс и впрямь был довольно упитан, однако я-то прекрасно знал, что скрывает его неуклюжая внешность, о чем и предупредил своего друга-ирландца.

– Ну что ж, – ответил тот, – тем будет интересней. Помойка тоже превосходный кулачник. Когда мы делим стоянки с другими бродягами, то часто устраиваем поединки «один на один», делая ставки деньгами или горючкой. Так вот, я всегда ставлю на него и еще ни разу не проиграл.

– Ну смотри, Помойка – твой человек, – дал я согласие. – Но все же советую и ему, и тебе подумать – Ганс не кулачник, он убийца...

Мотобандиты встретили наше решение одобрительным гулом. Осознание того, что сейчас один из них поквитается за смерть всеми уважаемого старшины и трех товарищей, сильно приподняло дух девяти оставшимся в строю байкерам.

Мои же соратники по отступничеству отнеслись к этому прохладно. Лишь Вацлав с иронией полюбопытствовал:

– А что будет причитаться Гансу за победу? Отпустишь его?

– Хоть ты не капай на мозги, – огрызнулся я. – Без тебя тошно...

Помойка представлял собой довольно габаритного парня и почти на голову превосходил Ганса в росте, хотя по весу оба были приблизительно равны. Ганс невозмутимо пронаблюдал, как под восторженные возгласы байкер оголился по пояс и якобы для пробуждения ярости нанес себе несколько чувствительных пощечин. Сам же освобожденный от пут Охотник скинул плащ, закатал рукава куртки, встряхнул после этого затекшими кистями и промолвил:

– Ну что, сучий потрох, готов? Тогда прошу, не стесняйся...

Как признался мне позже Кеннет О'Доннел, он пожалел о том, что не прислушался к моему предупреждению, ибо банде его светило в тот вечер лишиться еще одного члена...

Весь поединок байкера и пленного Охотника занял от силы минуты полторы. Помойка и впрямь обладал недюжинной мощью и сокрушительным ударом, однако, как и всем людям, проводящим полжизни в седле – неважно – живого коня или Стального Жеребца, – ему недоставало гибкости и подвижности. Их он старался компенсировать бешеным напором и прямо-таки звериной агрессией. От чего в конечном счете и пострадал...

Шутя уклонившись от нескольких яростных атак, Ганс дождался очередной, совершил нырок под правую руку противника, после чего коротким боковым своей левой ткнул того в челюсть.

Не ожидавший от «неповоротливого кабана» такой прыти, шокированный ударом, Помойка на мгновение оторопел и, как говорил наш семинарский инструктор по кулачному бою, – «потерялся». Чем и воспользовался более искушенный, как выяснилось, в этом деле брат Ганс.

Коварный и жутко болезненный удар Ганса голенью по бедру Помойки уронил того на правое колено, а последовавший за этим круговой той же ногой в голову и вовсе заставил байкера без сознания рухнуть на землю.

Но разошедшийся не на шутку Ганс и не подумал останавливаться на достигнутом. Ботинком перевернув лежащего на боку соперника животом вниз, он резво оседлал его спину и занес над затылком байкера локоть, намереваясь проломить тому основание черепа – прием, который бывший наш собрат демонстрировал нам в практическом применении множество раз.

Однако отправить Помойку вслед за Покрышкой в Великое Никуда Охотнику не удалось. Стоявший до этого в охранении и подошедший лишь к началу схватки Саймон среагировал без колебаний (мы же, завороженные боем, поначалу и вовсе не поняли, что байкеру вот-вот вышибут душу). Он растолкал столпившихся у арены и молнией метнулся к уже начавшему смертельное движение Гансу, а затем столкнул того со спины поверженного противника наземь.

– Куда вы пялитесь? – в сердцах бросил после этого нам Саймон. – Он же его убивает!

– А, вот и ты! – Лежавший на траве Ганс приподнялся и сел, отряхивая с себя сухие еловые иголки. – Не сказать, что рад тебя видеть, но все равно здравствуй...

И два некогда закадычных приятеля смерили друг друга недобрыми взглядами.

– Никак не ожидал я, Саймон, что ты вступишься за этого... – Ганс указал глазами в моем направлении, но добавлять, кем он меня считает, не стал. Впрочем, это и так было понятно. – Ну русский и поляк ладно – они всегда за своего благодетеля горой вставали, – но ты!

– Не тебе, Ганс, и даже не мне судить Эрика, – ответил Саймон. – То, что он сделал, так это не переступил через определенную черту, и по-человечески его понять можно. К тому же, Ганс, ты наверняка ничего не знаешь об истинных подробностях смерти Проклятого...

– Все, что я знаю – Эрик размяк, нарушил Устав, присягу и убил своих братьев! По-моему, вполне достаточно. И это я должен по-человечески понимать? – Ганс мрачно усмехнулся и поднялся с земли. Вслед за ним, тряся головой и качаясь из стороны в сторону встал Помойка. Хорек и Муха тут же подхватили его и увели прочь с импровизированной арены. Ганс проводил их довольной ухмылкой.

– Ну что, есть еще желающие? – Он обвел взглядом притихших байкеров. Таковых не вызвалось. – Я так и знал – обыкновенные трусливые засранцы!

– Побил какого-то храбреца и доволен? – укоризненно покачал головой Саймон. – И тебе не совестно?

– Если бы не ты, вообще бы убил, – буркнул Ганс. – С вами, сволочами, иначе нельзя! А что, хочешь продолжить? Ну так давай вспомним прошлое!

И глаза Ганса превратились в узкие щелки, а ухмылка на этот раз появилась не снисходительная, а скорее настороженно-выжидающая.

– Почему бы и нет, – помешкав, промолвил Саймон. – По максимуму. До чьей-либо отключки. Я тебя правильно понял?

– Почти, – ответил Ганс. – Только не по простому, а по полному максимуму. Мне терять нечего: либо смерть, либо позор. А потому предлагаю разрешить все наши вопросы раз и навсегда – бьемся до смертельного исхода...

– Саймон, не вздумай! – вмешался я. – Если он себя списал, это не значит, что и тебе надо делать то же самое!

– Извини, Эрик, – ответил британец, – но сейчас я тебе не подчинюсь. А то не дай Бог этот австрияка решит, что я испугался. Много чести мерзавцу.

– Ты еще потребуешься нам при переходе границы, – продолжал я взывать к его здравомыслию, потому что знал – оно у него имелось. – Потребуешься с двумя ногами, с двумя руками и целой головой...

...Мне было из-за чего волноваться. В бытность обоих при моем отряде они частенько надевали перчатки и устраивали тренировочные поединки ради поддержания формы и просто из чистого азарта «кто кого». Так вот: брат Саймон частенько проигрывал брату Гансу лишь потому, что вел себя слишком по-джентльменски – не бил в спину, не добивал лежачего и всегда прекращал бой, если противник оказывался травмированным либо выдохшимся. Чего нельзя было сказать о Гансе...

– Нет, Эрик, это обсуждению не подлежит, – Саймон был непреклонен. – Вызов есть вызов. Извини еще раз, и ежели что, знай: мне нравилось служить под твоим командованием...