– Ну как хочешь, – отступился я. – И все же особенно не подставляйся и помни, что он за тип...

Бой насмерть, тем более среди профессионалов убийства голыми руками, являлся для байкеров (что для них – и для нас, экс-Охотников, тоже!) и вовсе сущей диковинкой. Прихромал даже побитый Помойка, решивший наблюдать поединок, опираясь на плечи друзей. Все единодушно хранили молчание, стараясь не мешать бойцам.

Кэтрин осуждающе глянула на меня как на виновника этого беспредела, вздохнула и без лишних напоминаний увела детей подальше к озеру. Поль, правда, норовил остаться, но, уловив мое мрачное настроение, предпочел не дожидаться, когда я сам прикажу ему уйти, и присоединился к брату и сестре.

– Что эти изверги сделали с вами, ваша честь? – завидя среди публики магистра Конрада, поразился Ганс его невероятному одеянию. – Но не сомневайтесь – они ответят и за надругательство над вами тоже! Сполна ответят!..

Его честь промолчал и спрятался за спину Кеннета...

Ганс и Саймон неспешно вышли на середину круга, кивнули друг другу и по взаимному согласию начали схватку...

Жилистый Саймон был гораздо легче упитанного Ганса, и каких-либо сомнений в победе последнего возникнуть не могло в принципе. Однако австриец, сам только что доказавший, как порой обманчива бывает внешность, не спешил бросаться на противника очертя голову, а предпочел для начала провести несколько ложных атак, вынуждая Саймона раскрыться.

Но Саймон не клюнул на них, а выбрал наиболее подходящую для своей комплекции стратегию. Будучи намного подвижнее тяжелого Охотника, он принялся кружить перед ним, тем самым медленно, но верно изматывая Ганса.

В первые минуты поединка соперники обменялись несколькими весьма чувствительными для обычного человека, но не для них самих, ударами. Ногами и тот, и другой старались пока не бить – атаки ими являлись энергоемкими и малоэффективными для постоянно движущегося противника.

Понимая, что, работая в таком темпе, он довольно скоро выдохнется, Ганс первым предпринял действия, ведущие к завершению боя (в свою, разумеется, пользу). Дождавшись, пока Саймон в очередной раз нападет, он молниеносно контратаковал того серией легких ударов в голову и в это же время постарался провести свой коронный удар голенью по бедру соперника. Но не попал – британец успел отскочить в сторону, и Ганс, потеряв равновесие, всем телом повалился вниз.

Левая нога Саймона плетью хлестнула австрийцу в лицо, попав аккурат по носу. Ганс дернул головой и упал на бок, но, едва Саймон вознамерился провести добивающий удар, Ганс, перекатившись назад, вскочил и снова вернулся в стойку.

– Засранец! – прошипел Ганс, потрогав свернутый нос и вытирая бегущую по подбородку кровь. – Все-таки достал! Ну ничего, рано радуешься...

С этого момента схватка уже мало чем напоминала хрестоматийный обмен ударами. Ботинки Ганса то и дело целили по коленным чашечкам и паху противника. Саймон тоже в долгу не оставался, хотя для него вести бой в такой манере с некогда лучшим другом было немного непривычно. Но он, как и подобает высококлассному бойцу, довольно быстро осваивался...

Очередной «грязный» удар наконец попал-таки по голени Саймона, и лицо того перекосило от нестерпимой боли. Однако это не выбило британца из колеи, а, наоборот – только придало решительности. А потому он с удвоенной яростью кинулся на соперника, молотя того напропалую как руками, так и ногами.

Тут-то и подловил его Ганс, воспользовавшись своим преимуществом в весе. Произведя нырок-уход от бокового удара рукой, он не стал возвращаться в стойку, а рванулся к сопернику и, обхватив того за поясницу, бросил лопатками оземь.

Очутившись под намертво придавившим его австрийцем, Саймон, вопреки незавидной позиции, не растерялся. Он не стал дожидаться, пока Ганс начнет удушение или выдавливание глаз, а поступил так, как и подсказывал ему инстинкт самосохранения, а не благородные принципы. Левой рукой – единственной конечностью, которая еще могла свободно двигаться, – он нанес ряд быстрых ударов по самому больному месту Ганса – его пускающему кровавые пузыри носу.

Боль ослепила Охотника. Он взревел, стараясь отвернуть лицо, отчего хватка его ослабла, позволив Саймону освободить и правую руку.

Теперь британец исходил из принципа «промедление смерти подобно», и следующий его удар ладонями по ушам Ганса – удар, способный при удачном попадании разорвать барабанные перепонки – вогнал того в еще больший шок. Австрийцу не оставалось ничего иного, как только ослабить захват.

Саймон только этого и ждал. Едва отплевывающийся кровью Ганс расцепил руки, как британец оттолкнул его и высвободил свою левую ногу из-под его сместившегося тела.

Далее верткий Саймон действовал практически без остановок – сказывались его громадная физическая выносливость и рациональный расход сил при борьбе на земле. Потерявший инициативу Ганс угодил в так называемые «ножницы» между ногами Саймона. Этот хитрый борцовский прием позволил британцу перейти в активное контрнаступление.

Он вскочил с земли на мгновение раньше Ганса. Не обладавшему подобной легкостью австрийцу потребовалось сначала встать на четвереньки, а лишь затем выпрямиться. Но этого он сделать не успел...

Сокрушительный удар ботинком по ребрам заставил Ганса сжаться, однако тот, превозмогая боль, все-таки попытался ухватить соперника за ногу. Именно этот маневр и оказался для Охотника фатальным...

Ни времени, ни пространства для повторного замаха ногой у Саймона уже не оставалось, а голова противника находилась аккурат возле его колена. Потому свалившись на Ганса всем телом, британец обрушил кулаки именно на голову, целясь прямо в висок...

От раздавшегося вслед за этим хруста и я, и все остальные зрители невольно вздрогнули. Саймон в пылу ярости хотел нанести еще один удар, но едва кулак его взмыл в воздух, как стоявший на коленях Ганс обмяк, после чего грузно рухнул на землю, распластавшись на траве лицом вниз. Багровеющая глубокая вмятина на его левом виске и немигающие глаза не вызывали сомнений в исходе поединка.

Одобрительные крики байкеров огласили лагерь, однако от моих людей не донеслось ни звука – это была не та победа и не над тем врагом, которая могла бы нас порадовать.

– Заткнитесь, вы все!!! – рявкнул Саймон и отпихнул от себя собравшегося похлопать его по плечу Оборотня. – Слышите, вы? Заткнитесь!!!

Гул затих. Байкеры недоуменно переглядывались – реакция победителя казалась им совершенно ненормальной.

А Саймон продолжал стоять над телом Ганса и судорожно ловить ртом воздух, утихомиривая натруженные легкие и одновременно успокаивая расходившиеся нервы.

Я подошел к нему и встал рядом. Саймон недобро покосился, но на меня огрызаться не стал, лишь словно в оправдание проговорил:

– С самого начала нашего бегства я опасался, что придется убивать именно своих... Других бойцов из других отрядов – ладно, смирюсь... Но только не наших, не Одиннадцатого... Видит Бог, я не хотел этого. Он сам так решил... Эрик, не обижайся, но Ганса надо похоронить как Охотника. Он заслужил...