К ним подбежал запыхавшийся сержант:

– Генерал приказал всем написать свои имена и пришпилить к мундирам. Чтобы мы знали, кто убит, и могли известить родных!

– Это что такое за «мы», сержант? – осклабился Тревис. – Откуда такая уверенность? А может быть, мы отправим письмо твоим родным с описанием того, как твои кишки разворотило снарядом?

Джон Райт захохотал, а сержант взревел:

– Ты, солдат, делай что велено и присобачь свое чертово имя к пузу! А потом проверь, сухой ли у тебя порох на полке и правильно ли поставлен прицел.

– Ты, сержант, разговариваешь с кавалеристом, я воюю с самозаряжающимся карабином, а не с дедовской винтовкой!

– Солдат, мне нет дела до того, с чем ты воюешь! Постарайся, чтобы твой карабин не молчал, когда дадут приказ стрелять, вот и все! Подумаешь, кавалеристы!.. – бурчал сержант, идя дальше по окопам. – Можно подумать, их ни пуля, ни штык не берет. А кстати, видел я мертвого кавалериста или нет?

Тревис с Джоном рассмеялись ему вслед, и напряжение спало. Остаток ночи они провели, вспоминая Китти и строя планы поисков. У Джона нашлась фляжка «огненной воды», и чем больше они пили, тем легче становилось мириться с окружающим миром, пусть даже близкий бой сулил опасность и смерть.

– Ну как, ты пришпилил к пузу свое имя? – поинтересовался Тревис, когда на востоке заалела заря.

– Нет. Не вижу в том никакого смысла, Колтрейн. Ведь единственный человек, кому небезразлична моя жизнь, это Китти. А пока она в плену, кому какое дело, убьют меня или нет?

– Пожалуй, и я не стану писать свое имя, Джон.

И вот где-то гулко забили барабаны. Выдвинулись вперед знаменосцы. Все пришло в движение под покровом густого утреннего тумана. Хирурги раскладывали орудия своего труда; госпитальные палатки замерли в мрачном ожидании. Одни солдаты молились, преклонив колени, а такие, как Тревис, просто жевали табак – разве что челюсти двигались энергичнее, чем обычно.

Тревис покосился на рыжеволосого Энди, державшегося рядом. Он давно уже доказал, что способен биться на равных со взрослыми мужчинами. Тревис любил малыша и заботился о нем, как старший брат. Вот и сейчас шепотом спросил:

– С тобой все в порядке, парень?

Оказалось, что Энди прилепил к мундиру бумажку с именем в отличие от него самого, Сэма Бачера и Джона.

– Ага. Я в порядке, – невозмутимо ответил тот. Что-то чересчур невозмутимо.

– Энди, ты не боишься? Ведь это всего лишь очередная драка, ты же знаешь. Мы прошли через сотни таких. Все будет хорошо.

– Это не просто еще одна драка. – В его приглушенном голосе послышалось нечто такое, отчего все трое – Тревис, Джон и Сэм – удивленно обернулись на Энди. – По крайней мере, для меня это не просто еще один бой. И если меня сейчас убьют, ничего не случится. Ничего.

– Парень, ты несешь какую-то чушь, – всполошился Джон.

– Неправда, не чушь. Прошлой ночью ко мне в палатку пришел кое-кто и сказал, что я – спасен.

– Спасен?.. – Сэм сплюнул жвачку и вытер губы тыльной стороной ладони. – Это от чего же ты спасен? Во всяком случае, не от нынешней драки. Ты пойдешь драться вместе с нами. А если останешься сидеть на месте только потому, что какому-то святоше что-то взбрело в голову, генерал Грант пристрелит вас обоих быстрее, чем Джонни Реб разует мертвого янки!

– Сэм, – нетерпеливо вздохнул Энди, – ты ничегошеньки не понял. Конечно же, я пойду с вами и буду драться, как всегда. Но при этом я спасен, Сэм! Моя душа спасена, неужели не ясно? Господь принял меня в свои дети и даровал вечную жизнь, и теперь я не боюсь, если в меня угодит пуля конфедератов! – И он с надеждой заглянул в глаза каждому из взрослых, ища понимания. – Если нынче меня убьют, уже вечером я разделю трапезу с самим Творцом.

– Ну и ну, что же ты не пригласил на вашу трапезу и этого доброго священника – он-то, поди, тоже оголодал с нашего пайка и уж давно намазал пятки салом и убрался подальше от мест, где сегодня будет самое пекло! Я только что видел, как он отъезжает в тыл, да так нахлестывает свою клячу, как будто сам дьявол охотится за его бессмертной душой! – Сэм Бачер громко хохотал и хлопал себя по коленям.

– Оставь малыша, Сэм, – вмешался Тревис, сам с трудом удерживаясь от смеха. – Если парню легче идти в бой после того, как священник пообещал спасти его душу, нечего лезть в это дело.

Сэм с Джоном ошеломленно переглянулись, а Энди блаженно улыбнулся.

А уже в следующий миг на переднем краю затрещала перестрелка. Это часовые конфедератов подняли тревогу, заметив приготовления к атаке. Все насторожились. И вот прогремел сигнальный выстрел из пушки, после чего начала свою работу артиллерия. Кто-то поблизости – кажется, их командир – крикнул: «Огонь!» И грянул бой.

Они двинулись вперед, несмотря на то, что по обе стороны уже падали под пулями врага их товарищи. Тревис задержался на миг, тщательно прицелился и спустил курок. С укромного насеста в кроне сосны с диким воплем свалилась фигура в сером. Колтрейн ощутил лихорадочное возбуждение и помчался следом за своими, горя желанием поскорее вступить врукопашную.

Огромные облака порохового дыма заслонили небо. Со стороны федералов вели огонь десятифунтовые орудия Парротта, десятифунтовые нарезные пушки, и двенадцатифунтовые «наполеоны». Большинство из них стреляло картечью. Дым сгустился настолько, что атакующие с трудом различали, куда бегут, но все равно продолжали двигаться вперед, стреляя на ходу.

И конфедераты отвечали из всех орудий, какие у них имелись. Каждая пушка несла свой заряд и гремела своим, особенным голосом, полным смертельной угрозы.

Впереди показался пригорок, за которым укрылись Сэм, Джон и Энди. Здесь удалось продержаться некоторое время, с удобством целясь по оказавшимся в поле зрения конфедератам. Но вот поблизости грохнул разрыв вражеского снаряда, и Тревис крикнул:

– Пора двигаться дальше! Иначе они пристреляются по нас и прихлопнут на месте!

– Тревис… – вдруг крикнул ему Энди, не давая рвануться вперед. – Когда это кончится, я бы хотел кое-что отдать… До сих пор боялся…

– Черт бы тебя побрал, парень, да беги же ты. Нашел время чесать языком! «Что с ним сегодня случилось?!» – с тревогой подумал Тревис, и они побежали по горевшему лесу.

Бой шел почти весь день, однако ближе к вечеру в облаках появился просвет, и через него выглянуло солнце.

– Гляньте-ка туда! – заорал Джон Райт, и на грязном потном лице расцвела широкая улыбка.

Он первым заметил, как над вершиной горы гордо реет на ветру стяг Союза – стяг их победы!

Прошел слух, что генералу Шерману с его армией Теннесси удалось совершить обходной маневр и ударить по правому флангу конфедератов и сильно их потеснить, однако до конца боя было еще далеко. Шерман захватил только вершину горы, но окопавшиеся на склоне южане продолжали ожесточенно сопротивляться.