Он встряхнулся, словно просыпаясь, и линия его подбородка отвердела.

— Веди своих людей через гряду, — приказал он.

Они были усердны, как стая охотничьих псов, осматривали каждый дюйм твердого желтого камня, наклонившись и двигаясь медленно, тяжело, но нашли еще всего одно свидетельство того, что тут проходили бушмены и девушка.

На свисающей ветви бумажного дерева у самой вершины гряды на уровне плеча Лотара застрял клок волос, вырванных у девушки, когда она наклонилась, чтобы пройти под веткой. Волосы были вьющиеся, длиной почти с его руку и блестели на солнце, словно шелк. Лотар обмотал их вокруг пальца, а позже, когда никто из мужчин не смотрел на него, открыл медальон, висевший на золотой цепочке на шее, положил темный локон рядом с миниатюрным портретом матери и захлопнул крышечку.

Лотар заставлял своих людей искать следы до темноты, а наутро, как только стала видна земля под ногами, приказал начать новый поиск. Он разделил следопытов на две группы. Одну из них Хендрик повел вдоль восточного края гряды, а сам Лотар пошел по западному краю, там, где известняк переходил в пески Калахари. Они пытались отыскать след там, где их добыча сошла с гряды.

Четыре дня спустя они все еще не нашли след, и двое овамбо сбежали, ушли ночью, прихватив с собой ружья.

— Мы потеряем и остальных, — негромко предупредил Хендрик. — Они говорят, что это безумие. Не могут понять. Мы уже потеряли слоновье стадо, и в этом деле больше нет никакой выгоды. След мертв. Бушмены и женщина ушли. Тебе их не найти.

Хендрик, конечно, прав, Лотар одержим поисками. Один-единственный взгляд на женское лицо свел его с ума.

Лотар вздохнул и медленно отвернулся от гряды, на которой застряли поиски.

— Хорошо. — Он заговорил громче, чтобы люди, которые мрачно шли за ним, его услышали. — Оставить след. Он мертвый. Мы возвращаемся.

Эти слова произвели чудотворное действие. Люди пошли быстрее, в их лица вернулась жизнь.

Когда отряд двинулся вниз по склону гряды, Лотар задержался на вершине. Он посмотрел на лес, уходящий на восток, к загадочной местности, где почти не бывали белые люди, и взял в руку медальон.

— Куда ты пошла? В глубины Калахари? Почему не дождалась меня, почему убежала? — Ответа не было, и он снова опустил медальон под рубашку. — Если я еще когда-нибудь нападу на твой след, ты не уйдешь от меня так легко, моя красавица. В следующий раз я пойду за тобой на край света, — прошептал он и, повернувшись, зашагал следом за остальными вниз по склону.

* * *

О’ва сделал крюк в обратном направлении и двинулся вдоль гряды на юг, держась чуть ниже вершины, заставляя женщин идти так быстро, как это было возможно на неровной поверхности и с грузом. Он не позволял отдыхать, хотя Сантэн начинала сильно уставать и молила об остановке.

В середине дня он позволил им сбросить сумки и лечь на твердый камень, а сам пошел искать место на границе известняка с песком, где можно было бы перейти. На полпути вниз он остановился и принюхался; уловив слабый запах падали, свернул в сторону и нашел тушу старого жеребца зебры. Прочитав следы, О’ва понял, что охотящиеся львы поймали жеребца, когда тот пересекал гряду, и стащили вниз. Это произошло несколько недель назад, обрывки шкуры и плоти высохли и затвердели, а кости были рассыпаны меж камней.

О’ва быстро осмотрелся и обнаружил все четыре копыта, нетронутые. Гиены не успели изгрызть их. Складным ножом О’ва отделил копыта от костей плюсны и поспешил к женщинам. Он привел их к границе с Калахари — месту, где земля опять становилась мягкой — и склонился перед Сантэн.

— Я проведу Нэм Дитя, а потом вернусь за тобой, — сказал он Х’ани, корой сансевьеры привязывая копыта к ногам Сантэн.

— Мы должны торопиться, старый дедушка, они догоняют.

Х’ани тревожно принюхалась к ветру и наклонила голову, улавливая самые тихие звуки леса.

— Кто они? — К Сантэн вернулось не только способность дышать ровно, но и любопытство, и сообразительность. — Кто за нами гонится? Я ничего не видела и не слышала. Это люди как я? О’ва, это люди из моего народа?

Х’ани быстро вмешалась, прежде чем О’ва смог ответить.

— Это черные люди. Большие черные люди с севера, не твой народ.

Хотя и она, и О’ва, оглянувшись с гряды, видели на краю поляны белого человека, они в нескольких словах достигли соглашения, которое позволит удержать Нэм Дитя.

— Ты уверена, Х’ани? — Сантэн покачивалась на копытах зебры, как девочка, впервые обувшая туфли на высоком каблуке. — У них не светлая кожа, как у меня?

Неожиданно ей пришла в голову ужасная мысль — возможно, она бежит от своих спасителей?

— Нет! Нет! — Х’ани в крайнем возбуждении замахала руками. Роды совсем скоро, и увидеть их — ее последнее желание в жизни. — Они не светлокожие, как ты. — Х’ани вспомнила самых страшных персонажей мифологии племени сан. — Это большие черные великаны, которые едят человеческое мясо.

— Людоеды!

Сантэн была ошеломлена.

— Да! Да! Поэтому они за нами и гонятся. Они вырежут ребенка из твоего чрева…

— Пошли, О’ва! — крикнула Сантэн. — Быстрей! Быстрей!

О’ва, привязав два оставшихся копыта к своим ногам, повел Сантэн с гряды; он шел за ней на таком расстоянии, что создавалось впечатление, будто зебра покинула каменистую местность и ушла в лес.

В миле от гряды он спрятал Сантэн в густом колючем кустарнике, снял с ее ног копыта, перевернул пару на своих ногах и отправился за Х’ани.

Бушмены, оба с копытами на ногах, прошли тем же путем, а когда достигли убежища Сантэн, сбросили копыта и втроем побежали на восток.

О’ва заставлял их идти всю ночь, а на рассвете, когда утомленные женщины уснули, вернулся по следу назад и проверил, не разгадали ли преследователи их хитрость. И хотя никаких признаков погони не обнаружил, они еще три дня и три ночи шли скорым шагом, не разводя костров и используя любые возможности местности и любые уловки, чтобы скрыть свой след.

На третью ночь О’ва почувствовал такую уверенность, что мог сказать женщинам:

— Можно развести костер.

В красном дрожащем свете костра он танцевал, как одержимый, и восхвалял всех духов по очереди, включая Богомола и Канну, потому что (так он с серьезным видом объяснил Сантэн) неизвестно, кто помог им в бегстве, кто направил ветер, чтобы он донес запах преследователей, кто так удобно положил тушу зебры. Поэтому необходимо поблагодарить всех. Он танцевал до захода луны, а потом спал до восхода солнца. Затем они возобновили передвижение в привычном неторопливом ритме и даже остановились на целый день, когда О’ва обнаружил колонию долгоногов.

— Здесь мы охотимся в последний раз. Духи очень настаивают на этом. Ни один человек племени сан не может охотиться в пяти днях пути от «Места Всей Жизни», — объяснил он Сантэн, выбирая длинные гибкие стебли ползучего кустарника, очищая их и сплетая один с другим, пока не получилась гибкая и прочная удочка почти в тридцать футов длиной. На последнем стебле он оставил и боковую веточку, которая росла под острым углом к черенку и походила на грубый рыболовный крючок. О’ва заточил ее и обжег на костре. А потом долго и тщательно осматривал норы долгоногов, пока не выбрал ту, которая вполне подходила для задуманного им.