— Нет! — Она покачала головой. — Я не стала бы киноактрисой и не снялась бы в «Летнем утре». Я не перестаю размышлять о том, как случайная встреча с кем-то способна изменить всю твою жизнь. Что это — судьба или совпадение?

— Тебе представилась возможность, и ты ее не упустила.

— Ты прав, Филипп. — Она выглядела сейчас такой уязвимой. Над ней еще не успели потрудиться гримеры, лицо было чистое, с едва заметными морщинками вокруг глаз. — Вот и я думаю: почему у нас никак не получается? Почему мы все время упускаем возможности?

— Кажется, я опять все испортил, — повинился Филипп.

— Это точно, — кивнула она. — С моей помощью. Все эти годы я думала: что было бы, если?.. Если бы я не уехала в Европу. Или если бы увидела тебя тогда, в Лос-Анджелесе.

— Или если бы я сумел порвать с Лолой… Ты бы тогда продолжала встречаться с Браммингером?

— Ты хочешь знать? — тихо проговорила Шиффер.

— Ну да… Кажется, мне никак не удается задать правильный вопрос.

— Тебе это когда-нибудь удастся, Филипп? Если нет, лучше покончим с этим раз и навсегда. Я хочу двинуться в ту или в иную сторону. Хочу, чтобы мой путь был свободен.

Филипп откинулся на стуле, взъерошил себе волосы. Ему стало смешно.

— Что тебя рассмешило? — спросила она.

— Все это, — сказал он. — Ситуация… Ты только полюбуйся! — Он пересел к ней на кровать и взял за руку. — Наверное, это наихудший момент, чтобы тебя об этом спрашивать, но ты хочешь за меня замуж?

Она посмотрела на его руку и покачала головой:

— А как ты сам думаешь?

Два часа спустя Шиффер Даймонд, уже в гриме и в длинном платье для сцены в Украинском институте, вышла из трейлера. Филипп не выпускал ее руку, словно не осмеливался разжать пальцы. Лишь только он помог ей спуститься по ступенькам, их осадили фоторепортеры с камерами. Филипп и Шиффер переглянулись и бросились бегом к поджидавшему их у тротуара микроавтобусу. Папарацци не ожидали побега, в толпе возникла свалка, двух репортеров сбили с ног. Тем не менее Тайеру Кору удалось высоко поднять айфон и зафиксировать счастливую парочку. Отправляя снимок Лоле, ловкач сопроводил его комментарием: «Кажется, твой приятель тебе изменяет».

Лола прочла послание в ту же секунду и попыталась дозвониться Филиппу. Она подозревала: произойдет что-то в этом роде, но теперь, когда так и вышло, не могла в это поверить. Филипп, конечно, не отвечал на звонки, поэтому она отправила Тайеру Кору эсэмэску с просьбой узнать, где Филипп. Когда она открыла шкаф, чтобы одеться, у нее от разочарования и злости так дрожали руки, что несколько плечиков свалилось на пол. В порыве ярости она нашла на кухне ножницы, взяла с полки Филиппа несколько пар джинсов и обрезала им штанины. Потом аккуратно, чтобы ничего не было заметно, сложила джинсы и пристроила на место. Затолкав отрезанные штанины под кровать, Лола накрасилась и отправилась в город.

Тайера она увидела у полицейского заграждения на Семьдесят девятой улице. Атмосфера была карнавальная, множество папарацци привлекали внимание прохожих, останавливавшихся и заинтересованно вытягивавших шеи.

— Я войду, — хмуро предупредила Лола, заходя за заграждение. Вход преграждали четверо мускулистых парней. — Я девушка Филиппа Окленда, — сказала она, желая объяснить, почему ее необходимо пропустить.

— Очень жаль, ничего не выйдет, — невозмутимо произнес один из четверки.

— Я знаю, что он здесь, — настаивала она. — Мне надо его увидеть.

С ней поравнялась молодая женщина.

— Говорите, вы девушка Филиппа Окленда? — осведомилась она.

— Она самая.

— Он только что вошел внутрь с Шиффер Даймонд. Мы все решили, что они вместе.

— Нет, это я его девушка, — уперлась Лола. — Я с ним живу.

— Вы шутите! — Собеседница сунула свой сотовый телефон Лоле под нос, записать на встроенный диктофон ее слова. — Как вас зовут?

— Лола Фэбрикан. Мы с Филиппом уже несколько месяцев вместе.

— Шиффер Даймонд его у вас увела?

— Вот именно! — Лола сообразила, что у нее появилась возможность сыграть в этой драме заметную роль. Входя в роль, она сказала самым смущенным тоном, на какой была способна: — Еще сегодня утром все было замечательно. А потом, всего два часа назад, кто-то переслал мне фотографию, на которой они держатся за руки!

Сплетница ахнула:

— Вы только что узнали?

— Только что! А ведь я, возможно, беременна его ребенком!

— Вот сволочь! — посочувствовала сплетница, исключительно из женской солидарности.

Такая характеристика личности Филиппа испугала Лолу: не слишком ли далеко она зашла? Она не собиралась врать про беременность, слова вырвались случайно, но изменить ничего уже было нельзя. К тому же Филипп ее действительно обманул. И разве беременность — такая уж проблема?

— Брендон! — крикнула болтливая особа, подзывая одного из фотографов и указывая на Лолу. — Она называет себя девушкой Филиппа Окленда. Она ждет от него ребенка. Нам нужна фотография.

Фотограф прицелился, опершись о заграждение, и снял Лолу. В считанные секунды его примеру последовала вся репортерская братия, наводя на нее камеры и спуская затворы. Лола приняла эффектную позу: молодец она, что, предвидя внимание к себе, явилась сюда на высоких каблуках, в длинном плаще. Наконец-то наступил момент, о котором она мечтала всю жизнь! Она широко улыбалась, зная, насколько важно выглядеть как можно лучше на фотографиях, которые, без всякого сомнения, Интернет за считанные часы разнесет по всему свету.

Смерть Билли сочли не самоубийством, а результатом непреднамеренной передозировки. Он проглотил меньше таблеток, чем сначала заподозрили; его убило скорее сочетание четырех разных сильнодействующих средств. Через две недели в церкви Святого Амброзия, там, где всего девять месяцев назад Билли скорбел по миссис Луизе Хотон, заупокойную мессу отслужили по нему самому.

Как оказалось, Личфилд недавно составил завещание, по которому все, чем он владел, переходило его племяннице, а в церкви, которой покровительствовала его обожаемая миссис Луиза Хотон, надлежало молиться за блаженство его души на том свете. На службу пришли сотни людей, знавших почившего. Как ни доказывали Брюэры, что крест Марии Кровавой им продал Билли, все сочли, что доказательства этого факта отсутствуют, особенно после того, как Джонни Тучин выяснил: миссис Хотон оставила Билли целую шкатулку недорогих украшений. Эту шкатулку так и не нашли, происхождение креста осталось загадкой, а репутация Билли — незапятнанной.

На поминальной службе несколько человек удостоили покойного самых добрых слов, назвав символом целой эры в Нью-Йорке, завершившейся вместе с его уходом.

— Нью-Йорк больше не Нью-Йорк без Билли Личфилда, — заявил потомственный банкир, муж знаменитой светской львицы.