размножается, каковы ее состав, структура. Встал вопрос: как сохранить плазму? Мы понимали трудности задачи, но не считали ее безнадежной, памятуя, что еще в древности, в паутоанском Веке Созидания, она была уже решена.

Вот тут-то историк Мурзаров снова помог биохимикам. Знание древних обрядов и обычаев народа Паутоо позволило ему сделать важное открытие. Происхождение обычая собирать и хранить священную губку теряется в веках. Уже никто, даже жрецы уцелевших храмов, не знает, как возник этот обычай, для чего нужны губки, и все же во многих селениях верующие добывают со дна океана или покупают у ныряльщиков кремниевые губки и раз в году, в праздник пришествия Небесного Гостя, относят их в ближайший храм. Профессор Мурзаров прав был, считая, что традиции оказались более живучими, чем силициевое вещество. Давно утерян жрецами секрет, известный на Паутоо в Век Созидания; семь столетий назад паутоанцы разучились создавать храмы и дворцы сказочной красоты и величия, применяя силициевую плазму, а губки все еще добывают, выращивают и хранят. Ханан Борисович предполагал, что кремниевые губки, и не какие-нибудь, а именно те, которые с таким трудом и в наши дни еще выискивают в океане ныряльщики, нужны были древним паутоанцам для поддержания жизнедеятельности плазмы, хранившейся в золотых храмовых сосудах.

Полученное нами силициевое вещество нуждалось в поддержке, и немедленной. Оно умирало у нас на глазах. Плазма или хотела питаться только на свободе, или требовала специальной пищи. Оставалось одно испробовать губки и, если это не поможет, опять рисковать.

Достать у верующих губку было практически невозможно: никто не решался на такое святотатство, как продажу храмовой жертвы неверующим. Тогда в ход были пущены акваланги. Это привело в немалое смятение бедных ныряльщиков, опасавшихся, что люди, обладающие хитроумными приборами и подводными ружьями, отобьют их скудный хлеб. Но этого не случилось. Насколько я знаю, они и теперь, как и сотни лет назад их предки, продолжают свой трудный промысел, вылавливая для верующих священные губки. Верующие все так же возлагают на жертвенники губки, и они там постепенно засыхают. Выловленные аквалангистами обитательницы подводных долин нашли у нас несколько иное применение.

Эксперимент был обставлен тщательно. Мы действовали, как говорится затаив дыхание. Ведь если не придутся нашей плазме по вкусу губки, задача наша усложнится стократно.

Губка плазме понравилась. Осторожно опущенный в золотой тигелек маленький кусочек губки — и уже слегка помутневшая жидкость становится прозрачной, подвижной. Бросаем еще и еще крохотные кусочки. Плазма вокруг них вспенивается, они нацело растворяются в плазме, и объем ее начинает увеличиваться. Мы переливаем плазму в другой сосудик, она и там, питаясь этим кормом, совершенно несъедобным для всего земного, растет, ее можно размножать, сколько это угодно экспериментаторам. Они уже расхватывают плазму по капелькам, разносят по лабораториям, исследуют ее свойства и повадки, Физиологи вводят ее животным — и животные мгновенно погибают (но не окаменевают!). Химики изучают ее состав, физики определяют физические свойства, биохимики… Впрочем, всего не перечесть. Как только мы убедились, что с соблюдением необходимых предосторожностей живое вещество можно транспортировать, несколько граммов его с приложением губок на специальном самолете было отправлено в Институт космической химии для всестороннего изучения.

В это же время появились публикации о сделанном открытии, и в это же время в Макими приехал из Пога профессор Асквит.

Асквит производил в общем приятное впечатление. Узкое, умное лицо, породистый с горбинкой нос и глаза, окруженные мелкими морщинами, казалось, всегда смеющиеся, то вдруг ясные до наивности, то колючие и озорные. Подвижный, складный, выглядевший намного моложе своих лет, он, видимо, обладал завидным здоровьем. Седина не старила Асквита, а делала его моложавое лицо привлекательным и значительным. Все в нем, от элегантного платья до интонации голоса, было прилично, солидно, и только руки с большими неспокойными пальцами, казалось, принадлежали не ему, а какому-то другому, не очень располагающему к себе жадному человеку. Скептик, откровенный циник, человек незаурядного ума, находчивый, изворотливый и вместе с тем бесцеремонный, он одновременно располагал к себе и настораживал. Асквит предложил нам совместно разработать план решения силициевой проблемы. Однако предлагаемое им сотрудничество показалось уж слишком однобоким: Асквит хотел как можно скорее получить у нас силициевую плазму, но не спешил поделиться информацией о проводившихся им и Родбаром работах. Он охотно и подробно рассказывал о неудачных попытках оживить заключенные в осколке метеорита (добытого в храме Буатоо) силициевые микровключения, но для нас это уже был пройденный этап. Нас интересовало другое — зародыши. О том, как идут работы с ними, Асквит умалчивал, предпочитая пространно описывать историю поисков тайника Вудрума.

По его словам, все началось с того, что Нум Ченснепп, разбирая документы, оставшиеся от отца, обнаружил записи, сделанные Ширастом, его дневники, отчеты вудрумовской экспедиции и шкатулку с Золотой Ладьей. Наследник Гуна Ченснеппа по традиции уделял самое пристальное внимание островам Паутоо и, естественно, заинтересовался найденным после отца. Золотая Ладья упорно, как и много лет назад, указывавшая на архипелаг Паутоо, особенно заинтересовала Нума Ченснеппа: значит, таят еще острова загадку, видимо, никуда не делись Сиреневые Кристаллы.

Ченснепп поручил профессору Асквиту заняться силициевой тайной, выделил для этого специальную лабораторию, пригласил в институт профессора Куана Родбара. Родбар превосходно изучил летописи Паутоо и материалы русской экспедиции, верил, что древним паутоанцам, как это утверждала легенда о Рокомо и Лавуме, удалось использовать силициевую жизнь для целей созидательных, и считал необходимым повторить их опыт. Концерн к этому времени уже широко производил силициевые каучуки, клеи, эластомеры. Органические силициевые производные входили в практику повсеместно, промышленность нуждалась в них все больше и больше. Стало известно, что они незаменимы для оболочек космических ракет. Ученых не покидала мысль о возможности использовать плазму для проведения синтеза. Что, если с ее помощью, мечтал Асквит, удастся производить не сказочные дворцы и храмы, а силициевые материалы, необходимые промышленности. Такой подход к делу устраивал Нума Ченснеппа, и он щедро финансировал лабораторию энергичного и предприимчивого профессора. Главной задачей Асквит и Родбар считали исследование органических форм, заключенных в куске метеорита Себарао, оживление их, получение живого силициевого вещества. Но оживление не получилось. Повторить «подвиг Рокомо» им не удалось. Однако Асквит не унывал. Чтобы поддержать заинтересованность Ченснеппа в работах лаборатории, он решил отправиться на Паутоо.

К этому времени на архипелаге положение несколько стабилизировалось: образовалась свободная, независимая республика, но часть территории Западный Паутоо — все еще принадлежала метрополии. Гражданская война то утихала, то вспыхивала с новой силой. Однако Асквит рискнул вылететь в Пога. Здесь Золотая Ладья указывала на остров Себату, где, судя по описаниям профессора Вудрума и по