Мальчик, родившийся 16 ноября 1914 года, получил имя Алекс-Стефан. Ксения настояла на том, чтобы колыбелька с младенцем стояла в спальне. Она по нескольку раз за ночь просыпалась, чтобы взглянуть на сыночка. Степа прервал гастроли и полностью посвятил себя заботе о сыне. Ксения поражалась тому, с какой нежностью он относится к Алексу-Стефану.

В 1919 году Ксения из рук президента республики получила высшую награду – орден Изумрудного Кондора за активную благотворительность и меценатство. После окончания войны в Коста-Бьянку хлынули потоки бедных и отчаявшихся эмигрантов из Европы, и многие из них нашли работу на предприятиях, принадлежавших Сан-Донато.

В 1922 году на одном из рудников был найден кристалл изумруда весом в девятьсот сорок четыре карата – один из самых крупных в мире. Степан настоял на том, чтобы он получил имя «Ксения» и был водворен в домашний музей.

В 1926 году Степан был признан самым виртуозным скрипачом в мире, его жизнь была распланирована на пять лет вперед. Ксения без устали продолжала заниматься делами корпорации, а подрастающий Алекс-Стефан, который до удивления походил на своего покойного дядю, проявлял недюжинный интерес к математике и проводил много времени в головном офисе корпорации. Ксения забыла о страхах, которые терзали ее многие годы, – она боялась, однажды проснувшись, найти сына в кроватке мертвым.

Как-то, в отсутствие Степана, который улетел по личному приглашению супруги президента Куллиджа в Вашингтон, Ксения приказала обновить интерьер нескольких давно пустовавших комнат в особняке. Она думала о том времени, когда уйдет на покой и передаст бразды правления корпорацией сыну.

Ксения просматривала документы в кабинете (зрение начало постепенно сдавать, и ей пришлось пользоваться очками), когда ее потревожил дворецкий. Он почтительно сказал:

– Сеньора, рабочие обнаружили кое-что странное...

Она прошла за дворецким в то крыло, которое подвергалось реставрации. Пожелтевшие обои были ободраны со стен, дубовые панели заменялись новыми. Один из рабочих, протягивая Ксении жестяную коробку из-под монпансье, произнес:

– Мы нашли ее здесь, сеньора.

Он указал на тайник в паркете – одна из пластин, если ее поддеть, обнажала небольшую выемку, в которой и лежала жестянка.

Ксения ответила:

– Но что в этом такого странного?

– Сеньора, посмотрите, что в ней находится, – подсказал дворецкий.

Ксения послушно сняла крышку, изображавшую даму в смешном старинном костюме на велосипеде, и увидела тетрадь в коленкоровом переплете, несколько выцветших ленточек и нож с засохшей кровью.

– Благодарю вас, – сказала она рабочим, – можете продолжать. Я разберусь с этим!

Ксения была уверена, что это проделки Алекса-Стефана, хотя она никогда не замечала за сыном склонности к глупым играм. Она вернулась в кабинет, осторожно вынула кинжал и задумалась.

Алекс-Стефан не может иметь к этому отношения. И разводы, застывшие на кинжале, не похожи на краску, они выглядят, как свернувшаяся кровь!

Когда Ксения взяла в руки ленточки, то ее как током ударило: она разобрала буковки, которые складывались в слова: «Теодор», «Елизавета», «Хуан и Мария». Это были ленточки, украшавшие некогда колыбельки ее умерших детей! Но как они попали в жестянку, найденную рабочими под полом комнаты...

Комнаты, в которой много лет назад жил Степан! Ксения раскрыла страницы тетради, и первые фразы, которые были выведены округлым почерком ее второго мужа, гласили: «Я люблю Ксению. И я хочу, чтобы она стала моей. Даже если для этого Алешке придется умереть».

Дата, стоявшая над этим страшным признанием, не оставляла сомнений – Степана обуревали подобные мысли, когда ему было чуть больше двенадцати лет! Чувствуя приступ внезапной тошноты, Ксения захлопнула дневник и через секунду открыла его. Она пробежала глазами листы, заполненные размышлениями подростка, страдающего от неразделенной любви, подростка, томимого желаниями, подростка, лишающегося рассудка. Степан в мельчайших подробностях описывал, что он мечтает сделать с Ксенией, и она, холодея, понимала – со временем он воплотил мечты в реальность!

Когда Ксения дошла до даты смерти Теодора, то едва не лишилась чувств, прочитав: «Мерзкий мальчишка сблизит ее и Алешку. Ребенок вопит без перерыва и не дает мне спать. Если он умрет, Ксения станет моей».

Мальчик подробно изложил то, как он проник в детскую и подушкой удушил младенца – ему лишь потребовалось положить ее на лицо малышу, и через минуту тот затих. Никто и предположить не мог, что Теодор был убит, медики посчитали смерть естественной, вызванной синдромом внезапной младенческой смерти.

С бьющимся сердцем Ксения отыскала признание Степы в том, что, окрыленный своим ужасным успехом, он методично придушил подушкой и двух своих других племянников и племянницу. Какой слепой она была! Ведь однажды Ксения едва не застукала Степана с поличным, когда застала его около колыбельки двойняшек – и той же ночью они умерли!

Самое страшное ждало Ксению на последних страницах: «Этот идиот Алешка пренебрегает моей Ксенией! Он завел любовницу! Если он умрет, Ксения не будет горевать. Я сумею утешить ее...»

Именно подросток, а не убийца, подосланный Ринальдо Баррейро, был виновен в гибели старшего брата. Тем дождливым вечером Степа незаметно выскользнул из особняка и притаился за колонной перед входом в банк. Когда Алексей вышел, он напал на него и нанес два удара кинжалом. Юноша был уверен, что убил брата, и когда узнал, что тот выжил, был крайне разочарован. Поэтому он поступил с беспомощным, находившимся без сознания братом так же, как с младенцами, – придушил его подушкой! Ксения вспомнила, что столкнулась со Степой, и он, плача, сообщил ей, что Алешка умер.

В потрясении Ксения закрыла дневник и посмотрела на кинжал – тот самый, которым второй муж убил ее первого. В кабинет постучали.

Ксения швырнула и кинжал, и дневник в камин. Никто и никогда не узнает о том, что случилось!

В кабинет вошел Алекс-Стефан.

– Мама, отчего ты плачешь? – спросил он. – Что-то случилось?

Ксения знала, что не сможет сказать ему: «Твой отец – убийца». Ужаснее всего, что она любит Степана! Все эти годы он был так нежен к ней и сыну...

Ксения приняла твердое решение поговорить со Степаном, когда тот вернется из Вашингтона. Более того, она договорилась с известным столичным психиатром, что тот поместит ее мужа к себе в клинику. Она не может признаться в том, что Степан – монстр! Она просто сделает так, чтобы никто и никогда не узнал об этом. Степан не покинет лечебницу, она об этом позаботится. Для всего мира будет изобретена версия о нервном срыве и продолжительном периоде реабилитации. Степан никогда не сумеет причинить вреда кому бы то ни было еще!

В ее планы вмешалась трагедия – по дороге из Белого дома в аэропорт автомобиль, в котором находился Степан, попал в аварию, и великий скрипач, получивший перелом основания черепа, скончался несколькими часами позже в мемориальном госпитале.