Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Благодарю вас, сэр! Давайте лучше сделаем это на земле!
Через сорок минут мы сели.
Мальчики проходили мимо нас по одному. Судя по походке и неподвижным глазам, они были либо обкурены, либо опиты номбе. Они бросали нам под ноги полиэтиленовые пакетики. К концу шествия пакетики выросли в небольшую горку трофеев: отрезанные уши.
Мальчики вернулись в строй.
Мбота провозгласил:
– Вот они, наши герои, наша надежда, наше будущее! Каждый из них нашел и лично уничтожил своего врага! Они вошли в деревню на ваших плечах, они помогли вам найти насмерть перепуганных врагов, вытащить из крысиных нор и отомстить. Убить без жалости, без снисхождения, как и полагается настоящим солдатам освободительной войны! Трое из них погибли как герои, но остальные составят и уже составили славу нашей справедливой борьбы! Слава героям! Смерть режиму! Свобода, свобода и еще раз – свобода!
Я искал глазами среди «юных героев» Жинито. Его не было. Вероятно, он и был одним из тех троих.
Странное стечение обстоятельств – подумал я, – они с Роберту погибли в одном и том же месте.
Мне чертовски повезло.
К трапу подрулило несколько машин, очевидно, для министра и его свиты. Я видел, как он спустился, направился к черному «мерседесу», но вдруг остановился, подозвал ординарца и что-то сказал ему. Жена министра уже сидела, а он стоял, ждал. Потом я увидел, как ординарец подвел к нему Марию. Онвала что-то говорил ей, похоже, – уговаривал. В этот момент ее подруга позвала на выход остальных пассажиров. Я попрощался с экипажем, стал спускаться и увидел, как куртуазный министр подсаживает Марию в машину, не в свою, в другую, попроще, кажется, в «пежо». Захлопнул за ней дверцу, повернулся, увидел меня.
– А, сеньор датчанин! Где же вы будете жить?
– В гостинице «Турижму», сэр.
– Алберту! – крикнул он, и из «пежо» выскочил шофер. – Отвези этого сеньора в гостиницу. Счастливого пути, господин датчанин Джордж! Ха-ха-ха!
Так по воле пьяного министра я очутился на заднем сиденье рядом с Марией. Впереди – водитель в белых перчатках и еще какой-то тип, наверняка из Seguranca.
Мария отвернулась, смотрела в окно.
– Вы все еще сердитесь? – спросил я по-английски, в слабой надежде, что эти двое не поймут.
– Разве на это можно сердиться? – отвечала она вопросом на вопрос, но головы не повернула.
– О, еще как можно! В конце концов, я не должен был давать волю чувствам, правда ведь?
– Но дали.
– Клянусь вам, это было помрачение! Со мной ничего подобного никогда не было! И не будет! С той самой секунды, как…
– А сказали: «не будет»…
И тут она обернулась. Было темно, но я увидел – она улыбнулась!
– Вот мы и приехали, я живу совсем рядом с аэропортом, – сказала.
Мы остановились на обочине. Темная улица – ряд одноэтажных домиков, в паре из них еще светились окна. Мария вышла, отворила калитку, шофер поспешил следом, неся ее чемодан. Вышел и я.
Шофер занес чемодан на крыльцо. Я остался внизу.
– В каком часу мне заехать за вами, сеньора? – вдруг спросил шофер.
– Что вы, спасибо, я доберусь сама! – отвечала она.
– Нет-нет, господин министр приказал привезти вас! – настаивал шофер.
– Хорошо, тогда в десять утра, но не раньше!
– Доброй ночи, сеньора!
– Доброй ночи!
Шофер вернулся в машину, я стоял перед крыльцом:
– Министр зовет вас к себе?
– Да, хочет предложить мне какую-то работу.
– Можно спросить, какую?
– Я еще не знаю, он так загадочно говорил… Простите, мне надо идти, боюсь, мы разбудим маму и сестер.
– Да-да. Но мы встретимся завтра? У меня совершенно свободен завтрашний вечер. Вы покажете мне город, ведь я впервые здесь.
– Не знаю, я пока не могу обещать.
Она достала из сумочки ключи и уже начала открывать дверь.
– Мария! Но вы даже не дали мне своего телефона!
– 3-12-43, – скороговоркой продиктовала она, открыла дверь, вошла в дом. – Спокойной ночи.
И дверь закрылась. Бог ты мой – всего пять цифр! Какой маленький город! И еще: немного утешило то, что они с Жозе Арналду жили не вместе.
Итак, моя затея с «янычарами» не удалась. Да и могла ли она состояться в чужой стране, на чужом континенте? Черная пята Мботы наступила на горло этой педофильской, в сущности, идее.
Мне стало это предельно ясно, когда полковник Мбота пригласил меня в штабную палатку на праздничный ужин. Я и прежде чувствовал себя не слишком уютно в окружении повстанческих боссов на штабных совещаниях, но тут вдруг слишком явственно ощутил себя чужим. Этакой легкомысленной белокожей виньеткой, неизвестно кем нарисованной среди суровых африканских татуировок.
Мбота сидел божком в дальнем углу палатки, посверкивая белками. Остальные роились вокруг, ловя каждую реплику, каждый хриплый его смешок.
– Команданте Бен, выпейте со мной! – услышал я. И следом услышал тишину.
Я подошел, офицеры расступались вежливо, но ровно настолько, чтобы я смог протиснуться к боссу.
Команданте, помню, всегда пил бурбон Five Roses, который ему регулярно привозили из Комати-Буша. Мне тоже плеснул в стакан – на два пальца.
– Господа, соратники, я пью за команданте Бена, за его роль в нашей освободительной войне!
Все выпили за меня. Но говорить никто не пытался, ждали, что еще скажет Мбота. И он сказал:
– Знаете, команданте Бен, чем вы отличаетесь от нас?
– От кого – от вас?
– Вы, европейцы, от нас, африканцев?
– Цветом кожи.
– Не только, не только. Не обижайтесь, – Мбота сделал маленький глоток, не сводя с меня своих глаз. – Не обижайтесь на то, что я вам сейчас скажу. Хорошо?
– Не буду.
– Мы с вами отличаемся вот настолько, видите? Мбота приставил свой стакан к моему. В его бурбона было на полпальца, в моем – на палец.
– На полпальца? Да? – спросил я.
– Примерно. Но это только сейчас. А теперь мы с вами выпьем до дна. Оба.
Мы выпили.
– Теперь мы уже не отличаемся совсем, ни на сколько! – Мбота поставил стакан, ударил себя руками по мощным ляжкам и захохотал.
И все вокруг тоже.
– Это очень просто, команданте Бен, очень просто. Ваша эта… цивилизация – это как стакан, полный бурбона. А наша – всего лишь половина или, если вам больше нравится – четверть стакана. А сам стакан – это все, что было до цивилизации. С тех самых пор, как первый человек родился здесь, у нас, в Африке. Миллионы лет назад – на берегу Танганьики, или Ньясы, или Виктории… Они, эти миллионы лет, никуда не деваются, команданте Бен. Не так разве?