– Вдвоем разгружать быстрее, – ответила Галина. – Встанем цепочкой, чтобы не мотаться каждый раз туда-сюда. Будем друг за другом присматривать. – Она отстегнула ремни безопасности. – Ты готов? Сейчас стравлю воздух.

Галина стравила воздух через выпускной клапан, потом открыла люк. Мой скафандр надулся, швы и стыки заскрипели от перепада давления. Я все проверил, только как забыть, что лишь тонкие слои материала отделяют тебя от обморожения легких? Каждый жест, каждое движение давались теперь труднее и были потенциально опаснее, чем раньше. Порвешь перчатку об острый металл – и все, прощай рука.

Галина открыла люк. Прочь тревоги, прочь сомнения – я выбрался из «Союза». Теперь я видел инопланетный пейзаж собственными глазами – через тонкое стекло шлема, а не сквозь толстое иллюминаторное и не посредством монитора: он не только казался обширнее, но изумлял и угнетал сильнее прежнего. Куда ни глянь, везде безжалостные, обескураживающе-черные сферы. Я твердил себе, что раз нас впустили, то рано или поздно окно откроется и нас выпустят. Но как избавиться от ощущения, что мы – теплокровные зверьки, дрожащие млекопитающие с быстрым пульсом, угодившие в ловушку, которая только что захлопнулась?

– Давай разделаемся с этим дерьмом и вернемся на «Терешкову», – предложила Галина, протискиваясь мимо меня.

Мы спустились по ярко-зеленому борту «Союза», используя поручни, смонтированные специально для операций в невесомости. Люк не закрыли: из корпуса вытекали остатки воздуха. Мои ноги коснулись шипа. Я был почти невесомым, но все же почувствовал, насколько он плотный. Прозрачный, как весь Слой-4, шип оказался не скользким. Я протянул руку и ухватился за ствол, напоминавший на ощупь кору или камень.

– Думаю, у нас все получится, – проговорил я.

– «Прогресс» должен быть прямо под нами. Если ты не против, я туда спущусь.

– Ладно. Там шипы через каждые три-четыре метра. Даже если дальше нет сцепления, думаю, мы сможем хвататься за них. Подняться обратно тоже, наверное, особого труда не составит.

– Я буду рядом.

Если заросли и почувствовали наше присутствие, то вида не подали. Невероятный по величине и многообразию слой громоздился вокруг нас, но не подавал признаков жизни и не реагировал на появление людей и их устройств. Я понемногу успокаивался, представляя себя в лесу, в пещерах – в протяженной, лишенной разума среде, а не в сияющем чреве инопланетного устройства.

До «Прогресса» мы доползли минут за пятнадцать. Он застрял носом в зарослях, так что перед нами был моторный отсек. Такие корабли, как правило, не рассчитаны на пилотирование человеком, но в стандартных моделях спереди есть люк, который при стыковке используется персоналом космических станций. Наш «Прогресс» оснастили научной аппаратурой, резервуарами с топливом, батареями. Люк стыковочного узла стал ртом, который робот мог самостоятельно набивать образцами, используя манипуляторы пробоотборных устройств как щупы. Внутри скрывалась система, которая автоматически сортировала пробы, при необходимости распределяла их по мини-лабораториям, а остатки складывала в отсеке перед топливными баками. Мы не смогли бы проникнуть через «рот», даже если бы «Прогресс» застрял в другом положении, но ничего страшного тут не было. Сбоку имелся дополнительный стыковочный узел с люком, и пробы могли выгружаться через стыковочный порт «Терешковой».

Галина обогнала меня во время спуска из «Союза» и до пробоотборного люка добралась первой. Все элементы управления были приспособлены для работы в скафандре. Галина двигала тяжелые рычаги, пока не открылся люк, обнажив негерметизированный грузовой отсек. В боковой люк «Прогресса» едва мог заползти человек в скафандре. Недолго думая, Галина схватилась за желтые поручни, поднялась и скрылась в люке. Через несколько секунд отсек осветился дрожащим лучом нашлемного фонаря.

– Галина, отзовись! – попросил я.

– Тут все рассортировано, по полкам разложено. Образцов, наверное, с полтонны. Есть довольно большие. Есть еще теплые. Перенести все на «Союз» – работка еще та.

– Перенесем, что можем, как и собирались. В крайнем случае заберем только уникальные образцы Слоя-один и Слоя-два.

– Сейчас попробую вытащить первый кусок. Через люк передам. Приготовься!

– Я готов.

Не успел я ответить, как на лицевой шторке гермошлема загорелась панель состояния.

– Связь с «Терешковой» вдруг наладилась, – объявил я, глядя на прокручивающийся массив буквенно-числовой белиберды. – Окно, наверное, открылось.

– Теперь тебе спокойнее?

– Ну, немного легче от известия, что окна работают как надо.

– Об этом и я могла тебе сказать, – проворчала Галина, с трудом перемещая отобранный образец. – Так что, новости есть?

– Нет. Это просто сигнал несущей частоты, попытка наладить с нами связь. Значит, корабль еще на месте.

– Я и это могла тебе сказать.

Перенос первого образца на «Союз» занял двадцать минут. Передавать образец, как эстафетную палочку, не получилось: мы держали его вдвоем, стараясь не уплыть от корабля. Дальше пошло чуть веселее: мы быстро вернулись к застрявшему «Прогрессу» и второй образец перенесли уже за пятнадцать минут. В итоге образцы Слоя-1 и Слоя-2 оказались на «Союзе», готовые к возвращению домой.

Интуиция подсказывала: нужно заканчивать, пока мы опережаем график. Мы спасли хоть что-то с застрявшего «Прогресса» – этого почти наверняка хватит, чтобы умиротворить Байконур. Мы рискнули, и риск себя оправдал. Из времени, которое я отвел на операцию, оставалось еще больше часа. Если работать быстро и эффективно – а мы уже входили в ритм, – вытащим еще три-четыре образца и успеем вернуться на «Союз». Кто знает, насколько полезнее окажутся пять-шесть образцов по сравнению с двумя?

– К твоему сведению, мне не терпится отсюда слинять, – заявила Галина, когда мы в очередной раз вернулись к «Прогрессу».

– Время пока есть. Еще два образца, а потом посмотрим.

– Ты нервничал куда сильнее, пока не открылось окошко.

Галина была права, отрицать бесполезно… Об этом я и думал, когда снова наладилась связь. На миг я обрадовался: поток цифр и символов, пусть даже совершенно мне непонятный, приближал меня к «Терешковой». До дома – лишь три слоя препятствий и короткий марш-бросок через вакуум. Почти рукой подать – примерно как до космической станции, мелькнувшей в небе над Клушино, когда отец посадил меня на плечи.

– Дмитрий! – позвал скрипучий голос. – Галина! Это Яков. Надеюсь, вы меня слышите.

– В чем дело, дружище? – спросил я. Надрыв в его голосе мне совершенно не нравился.

– Слушайте внимательно: связь может прерваться в любую секунду. Байконур обнаружил в Матрешке изменения, причем крупные. Пульсация Слоя-один увеличилась и в амплитуде, и в частоте. Ничего подобного не наблюдалось с первого ее появления. То, чем вы сейчас занимаетесь, действует на нее. Конструкция просыпается. Вам стоит задуматься о возвращении, пока алгоритм предотвращения столкновений способен провести вас через Слой-один. Если пульсации изменятся сильнее, алгоритм станет бесполезным.