Нет, не забыл…

Равно как не забыл и страшного предсказания старой ведуньи о французах, готовых грянуть на Русь новой, необоримой бедой, неся хаос и разорение едва оправившемуся от предыдущего удара государству…

И о том, что у России в настоящий момент нет и не может быть от них иной защиты помимо него, д'Артаньян тоже не забыл. Он должен будет оставаться во Франции столько времени, сколько потребуется для разоблачения ее коварных планов нападения на Россию, даже если эта командировочка и окажется чрезвычайно длительной…

Это, увы, значения не имеет ровным счетом никакого. По сравнению с судьбой России его собственная судьба — даже не ничто. Меньше чем ничто. Единственное, что он может сделать, с честью и до конца выполнить возложенную на него задачу, уповая на то, что его жертва не будет напрасной. И в тот день, когда французские орды хлынут на Русь, они получат достойный отпор предупрежденной и подготовленной русской армии. Им предупрежденной.

Разведчик подобрал с земли веточку и, размахнувшись, запустил ее в пруд. Да, черт возьми! Еще полтора года назад, оставляя Суздаль, он знал, что именно дата французской агрессии является слабым звеном в целостной и в общем-то бесспорной картине астрологического прогноза, забросившего его с берегов Вологды-реки транзитом через берега Москвы-реки на берега Сены-реки. Все остальное практически не вызывало разногласий, а вот дата…

Да, черт возьми! Дата — вот вопрос из вопросов! Когда? Когда, черт возьми, эти безумные французы решат напасть на Россию?!

Существует, разумеется, еще ряд проблем. Например, как технически они это осуществят? Учитывая отсутствие у России и Франции общей сухопутной границы, равно, впрочем, как и морской, вопрос является отнюдь не праздным, а как бы даже наоборот. По всему получается — Бурбонам придется либо захватить многочисленные и совсем не слабые страны, отделяющие их от России, либо договориться с ними о проходе французской армии. В общем, так или иначе, но Франции для начала придется подобраться к русским границам. И сделать это по возможности тише и скрытнее. Так, чтобы у Москвы не возникло подозрений относительно намерений, с которыми это делается. А это задача не из легких! И, прибавим, не из быстрых.

Д'Артаньян покачал головой, подобрал еще одну веточку, несколько раз подбросил ее на ладони, а затем послал следом за первой. И, он мог поклясться чем угодно, этот маневр Франция пока что даже не начинала! Готовить-то, может быть, и готовила, а вот начинать не начинала. Хотя…

Псевдогасконец снова покачал головой. Хотя, если вникнуть в проблему еще глубже, мог ли он действительно поклясться чем-нибудь? Или лучше не стоит, а? Франция могла либо захватить страны, лежащие между ней и Россией, либо договориться с ними о проходе своей армии к границам русского царства. Такой вот… дуализм. То, что Франция не ступила пока еще на первый путь, он мог сказать совершенно определенно, а вот как быть со вторым вариантом? Действительно, мог ли он поручиться со всей достоверностью в том, что Французское королевство не ведет тайных переговоров с германскими княжествами или Речью Посполитой о переброске войск к западным рубежам Московского государства? А ведь не мог! Не мог, черт возьми! И виной тому — его отдаленность от Лувра. Добыть такую информацию возможно, лишь имея постоянный, круглосуточный, свободный доступ в королевский дворец — центр политической да и всякой остальной жизни Франции. Постоянный, а не временный, как сейчас, когда он, как натуральный лазутчик, пробирался туда под покровом ночи к друзьям-мушкетерам или же на свидание к Констанции.

Констанция. Д'Артаньян вытащил из кармана часы и откинул крышечку. Не особенно много, но время еще было.

Убрав часы, разведчик осмотрелся сторонам. На Париж неспешно и величественно опускался вечер. Солнце все сильнее клонилось к островерхим крышам и готическим шпилям соборов, озаряя последними бликами темную поверхность пруда, подернутую едва заметной рябью.

Думалось ему на удивление легко и складно, и сниматься с места совсем не хотелось.

Так или иначе, мыслил разведчик, но ввиду отсутствия ясных и однозначных приготовлений Франции к войне с Россией задержаться здесь, скорее всего, придется надолго. Потому как возвращаться в Москву и отчитываться, что ничего я, мол, не обнаружил, представляется совершенно неправильным. Сейчас-то я, может быть, ничего и не обнаружил, а пару месяцев спустя запросто могу обнаружить. Ну или пару лет спустя. Черт возьми, да даже если это случится двадцать лет спустя! Неважно, черт возьми! Не имеет значения! Для военного человека значение имеет лишь приказ, который должен быть выполнен в любом случае и при любых обстоятельствах. А коль так…

А коль так, то устраиваться здесь, скорее всего, нужно всерьез и надолго. Если судьба все же смилостивится над ним и он получит приказ вернуться в Москву, это можно будет воспринимать как приятный сюрприз, нежданный подарок судьбы, но заранее рассчитывать на это ни в коем случае нельзя, чтобы не испытать глубочайшего разочарования, если такой приказ так и не поступит.

Ну что ж, так тому и быть! Д'Артаньян прижал руку к груди, нащупав сверток с мушкетерским плащом. Если разобраться строго, за этот год он сделал не так уж и мало. Пройдет еще две недели — и он, произведенный в мушкетеры, получит беспрепятственный доступ в Лувр со всеми его тайнами, что сразу же повысит эффективность его работы и… самым наилучшим образом скажется на его настроении.

Д'Артаньян почувствовал, что на его губах сама собой расцветает радостная улыбка, стоило только ему подумать о сегодняшней встрече с Констанцией. Он снова погладил плащ, стоивший ему без малого две тысячи экю, что, вероятно, являлось рекордной ценой для данного элемента мужского гардероба. Ладно, что сделано, то сделано! В конце концов, эти две тысячи — просто капитал, который он вложил не самым худшим образом. Вот как явится он сейчас к своей прелестнице да как развернет перед ней лазоревую регалию роты де Тревиля: «Видала, девочка моя синеглазая?! Пацан-то твой скоро мушкетером станет! На раз все фрейлины у моих ног окажутся! Так что хорош ломаться!»

Псевдогасконец мечтательно вздохнул. Нет, с такими козырями на руках он сегодня просто обязан выбить у госпожи Бонасье согласие если не на руку с сердцем, то на какую-нибудь другую часть тела. А рука и подождать может. Хотя бы потому, что рука эта сейчас принадлежит господину Бонасье…

Он снова поинтересовался временем и, обнаружив, что стрелка вплотную подобралась к девяти часам, поднялся на ноги. Медлить далее было бы неразумно. Меньше чем за час до Сен-Клу не добраться. Да еще павильон этот искать надо…

Размышляя подобным образом, д'Артаньян сел на лошадь и, выехав из города через ворота Конферанс, неспешно направился в сторону Булонского леса.

Дорога до Сен-Клу отняла у него меньше часа, и в десять вечера, когда темнота накрыла парижские предместья непроницаемо-черным одеялом, псевдогасконец уже стоял возле указанного ему павильона, примыкавшего к дому господина д'Эстре, и во все глаза смотрел наверх, на второй этаж, где горело одно-единственное окошечко.