Абу-Даби, как и Дубай, в последние годы рос совершенно непомерными темпами. Хотя это более тихий и более консервативный из двух эмиратов, сейчас он очень слабо напоминает тот город, каким был всего десяток лет назад. Строительство идет бешеными темпами. Проект мечты шейха — остров Саадият, находящийся неподалеку от берега Абу-Даби, прямо напротив его центра. Это самый амбициозный культурный проект современности. Порядка 20 миллиардов фунтов будет потрачено на строительство пяти музеев и галерей, которые должны составить реальную конкуренцию культурным центрам Запада. Лувр в Абу-Даби будет выстроен в форме летающей тарелки. Там разместится растущая коллекция искусства правящей семьи, а также временные экспонаты из парижского Лувра, музея Орсе и Центра Помпиду. Неподалеку появится новый Музей Гуггенхайма, в двенадцать раз крупнее оригинального музея в Нью-Йорке. Люди, придумавшие Саадият, уверены, что он привлечет любую выставку, какую только захочет.

Среди звездных архитекторов проекта — Жан Нувель (он спроектировал Лувр) и Фрэнк Гери (Гуггенхайм), а над Центром исполнительских искусств и Национальным музеем Зайда работали, соответственно, Заха Хадид и Норман Фостер. Деньги решают все — и точно так же они привлекли в Залив несколько университетов с мировым именем. Гери, завершив свой контракт по Музею Гуггенхайма, затем принялся нападать на проект в своем традиционно скандальном стиле. «Это какая-то оргия, — возмущался он, имея в виду не конкретные здания, а их расположение — вдоль автомобильного моста, по соседству с вездесущими люксовыми отелями и полями для гольфа. — Одно здание мое, другое Нормана Фостера, третье Захи, еще одно Жана Нувеля, и еще одно — Даниэля Либескинда. Это будет выставка кошмаров»[756].

Некоторые художники пригрозили бойкотировать Абу-Даби в знак протеста против ограничений свободы слова. Но эта критика имеет скорее риторическое значение и в итоге сойдет на нет. Страдания рабочих, строящих Саадият, привлекли внимание международных СМИ, как и в Дубае, и в Катаре (где критика условий, в которых работают строители стадионов для чемпионата мира по футболу 2022 года, вызвала у властей серьезное замешательство). Но большинство жители Запада, которые пользуются богатствами этого региона, не хотят задавать никаких вопросов. Катар, третий член клуба сверхбогатых из Персидского залива, пока привлекал меньше всего внимания. Но он быстро догоняет первых двух и, возможно, даже уже опередил их в плане стратегической важности.

Катар, которым до середины 2013 года руководил шейх Хамад, прокладывает себя путь к глобальному влиянию. Благодаря огромным запасам природного газа он стал в 2010 году богатейшей страной мира по доходам на душу населения (обогнав Люксембург). 250 тысяч его граждан в среднем зарабатывают по 100 тысяч долларов в год; 10 % из них — долларовые миллионеры; и никто не платит подоходный налог. Династия шейха Хамада, возможно, имеет состояние в десятки миллиардов, но куда более примечателен тот факт, что практически все граждане Катара могут считаться богатыми по международным стандартам. Даже в Мали времен мансы Мусы бедные все-таки существовали.

Так что же делать со всеми этими деньгами? В списке покупок эмирата числятся (не в порядке значимости) право принимать чемпионат мира по футболу, футбольный клуб «Пари Сен-Жермен» и спонсорство лучшей команды в мире — «Барселоны». Счет за эти спортивные приобретения достиг 10 миллионов фунтов и растет дальше. Что касается недвижимости и финансов, то одни только лондонские приобретения включают небоскреб The Shard («Осколок»), комплекс в Мейфере, где размещалось посольство США, значительную часть Олимпийской деревни, Казармы Челси[757]и универмаг Harrods; стоит упомянуть также доли в банках — Barclays Bank, Credit Suisse, Santander, — в Лондонской фондовой бирже, Volkswagen and Porsche. Среди университетов, решившихся открыть кампусы в Катаре, — Университетский колледж Лондона и Джорджтаунский университет в Вашингтоне.

Особенно примечательны вылазки шейха Хамада в мир искусства. При нем Катар стал, несомненно, крупнейшим игроком на мировом рынке искусства. Управление музеев Катара тратит почти миллиард фунтов в год на новые покупки, его представители постоянно присутствуют на Christie’s, Sotheby’s и других глобальных аукционах. Среди великих произведений XX века, купленных ими, — работы Марка Ротко, Фрэнсиса Бэкона, Джеффа Кунса, Роя Лихтенштейна и Энди Уорхола. «Шкафчик с таблетками» Дэмиена Херста ушел за 12,5 миллиона фунтов. Но больше всего внимания привлекла рекордная покупка «Игроков в карты» Поля Сезанна в начале 2012 года — они обошлись в умопомрачительные 160 миллионов фунтов. Крупные западные музеи, даже при поддержке частных филантропов или правительства, не могут составить конкуренции.

За этой амбициозной программой стоит женщина — шейха Аль-Маясса бинт Хамад бин Халифа аль-Тани, глава Управления музеев Катара и сестра нового эмира, шейха Тамима бин Хамада Аль-Тани, который пришел к власти в июне 2013 года. В ее активе — покупки картин, спонсорские проекты и создание новых дворцов культуры. В 2008 году она открыла в Дохе, столице Катара, Музей исламского искусства. Эти шаги, как и остров Саадият в Абу-Даби — лишь начало грандиозного проекта, который включает строительство Национальной библиотеки по проекту Рема Колхаса и Национальный музей, спроектированный Жаном Нувелем. Их предстоит наполнить произведениями искусства, отсюда и массированная скупка ценных работ.

Прекраснейшие коллекции искусства, эффектная современная архитектура, крупнейшие спортивные команды и глобальные соревнования — для многих мировых лидеров этого бы хватило. Для шейха Хамада и его сына, для шейхов Халифы и Мохаммеда эти завоевания необходимы, но недостаточны. Правители мечтают превратить свои эмираты и сам Залив в центр мира.

Речь идет, среди прочего, о транспорте и инфраструктуре. Авиакомпании Qatar Airways и Etihad из Абу-Даби задают жару дубайской Emirates, и все они вместе дают фору многим западным конкурентам. Публика стекается в Залив из-за доступности и комфорта, идет ли речь о транзитных остановках в пути или бизнес-конференциях. То же касается и международной дипломатии. Катар позиционирует себя как игрока и как посредника одновременно, привечая как иранцев, так и израильтян, все более решительно участвуя в разрешении конфликтов, от Ливии до Сирии. Американцы редко принимают какие-либо решения на Ближнем Востоке, не обговорив их в кулуарах с катарцами и с ОАЭ.

Процесс превращения в глобальную силу и открытия себя миру не лишен рисков. Государства, вставшие на этот путь, находятся в зоне пристального внимания, которое причиняет правящим семьям большой дискомфорт. В Абу-Даби была сделана попытка продемонстрировать наличие некоторой свободы слова — была учреждена англоязычная газета National, которая, впрочем, через некоторое время начала освещать события в ОАЭ в весьма мягких тонах. «Аль-Джазира» довольно смело вещает на арабском и на английском, но и этот канал знает, что лучше не лезть на рожон, если катарское правительство выдвигает те или иные требования.