его предсказуемый финал. Потом посмотрел на ухмылочку Нэйша и вымелся наружу.

Хотелось верить, что я порицаю его спиной.

Окунуться в гвалт и суету питомника было почти благом после того, что пришлось выслушать за утро. Особенно если учитывать настрой остальных членов «тела».

— Мантикоры печенка, да всем плевать! — выдала Мел, как только я открыл рот. — Пухлик, метнись, глянь, что со вчерашним грифоном!

Аманда издалека расточала таинственные улыбки, Арделл забросала распоряжениями, а в ответ на попытки помянуть Крысолова — замахала руками, пробормотала «Позже, позже всё» — и свалила на меня дополнительный визит ко вдове Олсен.

Уна пряталась, Лортен пил и весело буянил. Жизнь начинала возвращать себе краски, и даже внутренний грызун, вконец изоравшийся за утро, начал глядеть повеселее. И нашептывать, что, конечно, визит Крысолова — вещь неприятная, но… может, и не катастрофа, как там поглядеть. Вот и Фреза только похохатывает и подкидывает за обедом добавки. То есть, ясное дело, что они это так не оставят. И вечерком к тебе кто-то да заявится с задушевным разговором. Но кто у нас на душевных разговорах стаю игольчатников съел, я вас спрашиваю?!

Я полагал, что ко мне заявится сама Арделл и даже приготовился встретить ее во всеоружии: соорудил на физиономии полную раскаяния мину, принял позу «человек, погруженный в худшие дни своего прошлого».

Аманда, которая вечером проскользнула в комнату без стука, позу и мину оценила от души.

— Грустно, золотенький? — спросила участливо. Утащила из-под носа у меня кружку с остатками чая. Поставила другую — дымящуюся, ароматную. Заботливо подсунула под локоть пару своих совершенно магических булочек. И уселась поближе, искушающе благоухая корицей, ванилью и дикими лесными травами. — Нойя говорят — не оглядывайся. И молятся Перекрестнице, чтобы прошлое отстало от них — ибо жить следует настоящим. Еще нойя гадают по именам. Как назвал тебя этот смешной мальчик?

— Лайл, — буркнул я. — Мамаша постаралась с именем — назвала в честь своей бабули, та была Лайлой. Как по мне — «Кейн» звучало получше, а?

Аманда засмеялась мягким, грудным смехом. Погладила меня по плечу.

— На языке нойя «Лайл» значит «закат». Это хорошее имя: на закате песни очень сладки… Выпей же, медовый. Не медли.

Я потянулся было к кружке, вдохнул пряный запах — мята, вербена, гвоздика, еще что-то неуловимое и знакомое…

Крысиный визг изнутри полоснул — будто зубами наотмашь. Я поймал в глубинах кружки бирюзовый отблеск. Тихо поставил кружку на место и поднял глаза на травницу.

Она улыбалась все так же участливо.

— Самый простой способ, сладенький. Выпей — это не нанесет тебе вреда. Просто ты захочешь мне рассказать всё-всё… и не солжешь — мы же хотим побеседовать правдиво, да-да-да? Обещаю не задавать слишком уж много вопросов — только про этот суд, про Рифы и немного про то, что было после них.

Она подвинула ко мне поближе булочку — мягкую, с пылу с жару. Улыбнулась, показав ошеломительные ямочки на щеках. Придвинулась еще поближе и сообщила томным шепотом:

— Понимаешь, сладенький… Гриз — очень добрый человек. Она считает, что людям нужно оставлять шансы. Мне, например, она подарила очень хороший шанс. Мне никогда не дарили ничего лучше этого. Я считаю, что она карменниэ — так у нас называют очень хорошего человека, лучшего из всех людей. Такие люди верят другим. И потому их так легко обмануть, легко предать. Над ними так часто поют грустные прощальные песни, медовый! Я не хочу петь над ней прощальную песню, золотенький, — над любой из моих пяти сестёр я бы пропела ее легче. А потому ты выпьешь это и расскажешь мне, что я пожелаю услышать. Иначе я подолью тебе не «Истину на ладони», а другое. И спою грустную песню по тебе — поверь, мой сладкий, я сделаю это не колеблясь.

Верю, ох как верю — до дрожи в коленках. Стоит посмотреть в черные глаза травницы-нойя — и без подсказок вечного серого друга ясно, что все — правда. И я в очередной раз угодил меж двух виров, как говорят в Ташере. Выпить зелье правды я не могу, потому что могу сболтнуть лишнее про свое задание. Не выпью — улыбающаяся нойя меня отравит на месте. И конец тогда всем моим мечтам по ее соблазнению.

К слову, Гроски, ты точно хочешь соблазнять вот эту черноглазую судию, от взгляда которой волосы дыбом?

Ну, конечно, не прямо сейчас, но…

— «Истина на ладони», — я хмыкнул, постучал ногтем по кружке. — Нет уж, спасибо. Навидался этой дряни на допросах, да и самому пить приходилось.

Один раз — зато результат на всю жизнь.

Черноглазая соблазнительница напротив подперла щёку смуглой рукой. Спросила, капризно выгибая чёрные брови:

— Но тогда как же мне услышать твою правдивую историю, медовый мой?

— Ну, по правде я не специалист, а вот по историям… Могу красочно наврать — хочешь? Расскажу тебе об одном незадачливом законнике — ты обхохочешься.

Отщипнул кусок от булочки, понадеявшись, что в булочку травница ничего не напихала. Махнул рукой, оперся щекой на ладонь, закинул булочку в рот.

— Значит, давным-давно… скажем, лет пятнадцать назад, не меньше… жил да был один законник, до того неудачливый, что просто ужас. Нет, ложку в ухо не нёс, да и со службой справлялся не так, чтобы совсем уж худо… Но чинов с наградами не нахватал. Потому что был тот законник повышенной хитрости в нужных местах — и еще в учебке связался с компанией таких же оболтусов, как он сам. Оболтусы сообразили, что в Корпусе Закона коррупция цветет цветочками, которые не особенно просто прополоть — так что почему бы не собирать нектар? Потому что если к жалованию законника прибавить, скажем, процент от контрабанды… ну, или хорошую взятку, или кусочек от прибыли с торговли незаконными зельями… То и жалование выглядит гораздо приличнее, дом строится быстрее, жена выглядит довольнее, а все вокруг тебя знают и уважают. И было всё это организовано очень даже замечательно, и сверху неплохо подмазано, так что не особенно скрипело. В общем, недотёпа-законник думал, что так оно и будет, а? Переводиться с места на место, заключать втихую сделки, информацию добывать, бумаги нужные отыскивать, с людьми беседовать — это он всё очень даже умел, от души.

— Какой интересный человек, — прожурчала Аманда, улыбаясь безмятежной улыбкой.

— Вот и дознаватель Жейлор сказал что-то такое. Честное слово, когда… четырнадцать лет назад это было, да. Когда недотёпу-законника привели на дознание, ему так и сказал законник Жейлор, лучший и самый неподкупный старик Архас Жейлор: