крючконосое лицо легли голубые отблески, но мускулистое тело старика оставалось неподвижным, как статуя. Жрец повернул голову к Хуану.

– Зачем я за тобой посылал? – повторил Иксталь. – Я узнал, что ты собираешься жениться.

– Собираюсь, и что с того? – резко спросил Хуан.

Иксталь махнул рукой в сторону пирамиды:

– Испанцы завоевали Мексику и привезли сюда своих богов. Но наши ацтекские боги старше, и мы не перестали их чтить. Прячась в потайных местах от Соноры до Сочимилько, жрецы продолжают учить древним знаниям. Я один из них. Немногие из нашего народа сохранили веру. И мы не хотим терять тех, кто еще остался.

Хуан прищурился. Голубое пламя резало ему глаза.

– Но я…

– Твой отец, дон Филип, родом из Кастильи. Твоя мать была чистокровной ацтекской женщиной. Она происходила из древнего рода и молилась нашим богам. В тебе течет ее кровь, Хуан. Ты хочешь жениться на испанской девушке. Мы этого не желаем. Мы не можем тебе приказывать, – Иксталь властным жестом не дал Хуану заговорить, – и все же, учитывая твое происхождение, просим тебя взять в жены ацтекскую деву. Наш древний род слабеет и вымирает. Мы хотим сохранить его, а потому просим тебя об этой единственной услуге.

Хуан ответил не сразу. Слишком уважал он этого сурового старика-туземца, стоящего перед ним.

– Я не могу так поступить, – сказал он наконец. – Ты говоришь, что моя мать была ацтекской женщиной, но ведь я наполовину испанец и не обязан вам подчиняться.

– Мы не просим тебя подчиняться. Ты должен пойти на это по доброй воле или не жениться вообще.

– Я люблю Роситу и должен на ней жениться. Таков мой ответ.

Иксталь кивнул, и на его лице отразилась глубокая печаль.

– Ацтеки уходят. Жрецы Пернатого Змея умирают один за другим. Наша власть на исходе. – Повернув голову, он мрачно взглянул на пирамиду; столб голубого огня с тихим шипением то опускался, то бил с новой силой. – Ночь нисходит на Мексику, – прошептал жрец. – Думаю, рок настигнет и тебя, Хуан Васкес.

– Значит, ты проклинаешь меня?! – воскликнул Хуан.

Волевое бронзовое лицо было печально.

– Не я. Если бы я мог помочь тебе, сделал бы это. Но я вижу, как на Мексику опускается туча, которая несет тебе горе и крушение. Я вижу бородатого человека в латах, слышу его смех, в котором нет радости. Узри же.

Жрец указал на огненный столб. Обернувшись, Хуан всмотрелся в самую его глубину. Сначала он ничего не разглядел. Но вот пламя вспыхнуло ярче, и Хуану явилось первое видение. Это были голубь с окровавленной белой грудью и растоптанная роза. Затем они исчезли, и появилась смуглая бородатая голова в помятом шлеме; красные губы, толстые и чувственные, кривились в улыбке, обнажая желтые зубы. Глаза были бледно-голубыми, как лед.

По спине Хуана пробежал холодок. Он отвернулся. Видения исчезли. Только шипел столб голубого огня. Иксталь сложил руки на груди.

– Помни об этом, Хуан, и, возможно, тебе удастся спастись. Помни также, что боги твоих предков всегда будут ждать тебя здесь. Ты отказался от веры в Пернатого Змея, но Змей не злой бог. Он помогает своим. Если с тобой случится беда, приходи ко мне.

Хуан склонил голову:

– Я запомню это, Иксталь. Прости, но мне больше нечего сказать.

– Это не имеет значения.

С этими словами Иксталь повернулся, медленно двинулся к пирамиде и скрылся в темном проеме. Хуан постоял, затем взял факел, собираясь уйти. «Никогда, – сказал он себе, – я больше не войду в эту пещеру, где живут призраки. Зачем мне Пернатый Змей? Мексика – теплая, мирная земля, и здесь меня ждет Росита…»

Хуан погрузился в счастливые хлопоты и забыл о пещере ацтеков. Над часовней, благословляя, зазвонили колокола, и сияющий фра Франсиско провел церемонию венчания. По ее окончании влюбленные вошли в патио, небольшой двор, окруженный каменной стеной, где журчали белые фонтаны. Там они смотрели, как на Мексику спускается пурпурная ночь.

– Я люблю тебя, mia corazon[42], – прошептал Хуан.

– И я люблю тебя, Хуан, – едва слышно ответила Росита.

Она была хрупкой и прекрасной, с маленькими руками и ногами, с густыми ресницами, опустившимися на бледные скулы. Любовь Хуана была как боль, глубоко засевшая в теле.

Из охваченной кровавым хаосом Европы явился Арагонский Волк. Отщепенец и разбойник, гонимый разгневанными правителями всех стран, где он побывал, дон Диего Арагонский пересек Атлантику. Грабежи и убийства сопровождали топот копыт его боевого коня. За доном Диего следовала его банда закованных в латы рослых солдат, которые, завывая, тащили на себе трофеи, собранные с мертвецов. Мексику охватил ужас.

Правители земель были заняты распрями и интригами. Кумовство приняло угрожающие размеры. Армия часто бунтовала, поскольку не получала ни жалованья, ни провианта. Мексика практически погрузилась в анархию. Арагонский Волк носился по стране, сея смерть и разорение, успевая улизнуть, прежде чем провинции объединялись, чтобы дать ему отпор.

Охваченные паникой туземцы бросились к своим белым покровителям, но не получили помощи. Индейцы племени йаки только тихо роптали. Святые отцы – падре – взывали к совести головорезов, но беспощадно ими истреблялись. Дон Диего врывался на коне в миссии и крушил алтари. Он распинал священников, и его язвительный смех звучал громче колоколов. Из Испании было послано войско, но его ожидали лишь через несколько месяцев.

– Фра Франсиско опасно оставаться в миссии, – сказал Хуан Росите. – Только вряд ли он захочет уйти.

– А почему бы не привезти его сюда, corazon?

– Я сам об этом думал, – признался Хуан. – Может быть, мне удастся его уговорить. Я для него все равно что сын. Но тебя я боюсь оставлять даже на мгновение.

Росита рассмеялась:

– Здесь, в твоей гасиенде, я в полной безопасности, Хуан. Твои люди хорошо вооружены, а Волк далеко. Поезжай в миссию и привези падре, прошу тебя.

– Ладно, – улыбнулся он. – Мой конь скачет быстро. К ночи я вернусь.

Он сорвал розу и осторожно воткнул ее в темные волосы своей очаровательной жены. На голубом небе не было ни облачка. Над стеной взлетел белый голубь и закружил в воздухе. «Зло сюда не проникнет», – подумал Хуан.

Покинув Роситу, он вскочил на вороного и поскакал на север. Медленно угасал день. Ветер не поведал Хуану, что происходило на его гасиенде. Хуан возвращался с легким сердцем, а рядом на сером мерине ехал фра Франсиско. Лицо священника было усталым и напряженным, черное одеяние полоскалось на высохшем теле.

– Наверное, мне лучше побыть с тобой некоторое время, – проговорил он, словно убеждая себя. – Я хорошо спрятал канделябры, а пустую миссию Волк разорять