— Вы можете возненавидеть меня, — констатировал факт Андрей. — Но, кроме Груши, я никого никогда не любил и уже не полюблю.

Обернувшись, Татьяна встала на ноги и, оскалившись, как дикая кошка, прошипела:

— Ну и поделом тебе! Не видать тебе Грушки. Мой брат надышаться на нее не может, так что не отдаст он ее по добру. А ты мучайся от того, что Константин обладает твоей возлюбленной. И изведешься от ревности. А если сунешься в имение, то убьют тебя, как пса приблудного. Да и Груша твоя тоже недолго протянет. Она же мне с первого дня намекала, просила защитить от Константина, но я делала вид, что ничего не понимаю. Думаешь, не знаю, что ненавистен ей мой брат? Подожди, скоро он сведет твою зазнобу в могилу своей безумной страстью.

— Перестаньте, — пролепетал в ужасе Елагин, смертельно бледный и дрожащий. Слова княжны звучали как кошмарное пророчество. Он зашатался, невольно пятясь к двери. Не в силах более слышать ужасных слов Татьяны, Андрей выскочил в коридор, безумно мотая головой и направляясь прочь.

— Да, да все вы сдохнете! И ты, и Грушка, и братец мой окаянный! А я наконец буду счастлива! — кричала вслед ему княжна.

Наступил декабрь. Снег уже лежал высокими сугробами на полях, а морозы стояли почти январские. Закрытые сани легко преодолевали снежную дорогу. Ямщик, кутаясь в теплую шубу, умело стегал лошадей и тихо напевал. Княжна Татьяна, грея ноги у теплой печки внутри саней, устало смотрела на заснеженный лес, который пробегал перед ее глазами. Уже месяц как она ничего не слышала ни о брате, ни о Груше. Константин не писал ей и не вызывал в имение. И княжна решила сама проведать брата и посмотреть, как обстоят дела в Никольском. Елагин тоже больше не появлялся, после того как она прогнала его из своего дома в Москве. Теперь княжна раскаивалась в том, что так жестоко поступила с Грушей и Андреем. Она не хотела, чтобы они были счастливы вместе. Но все же она не желала им зла. Все слова о смерти она выкрикнула в запале и потом жалела, что сказала их Елагину.

Въехав в ворота усадьбы, Татьяна невольно окинула взглядом стоявших около конюшен дворовых и вспомнила, как еще год назад при приезде ее встречал Андрей Прохорович и с почтением кланялся ей. Вздохнув, она с горечью осознала, что прошлого уже не вернуть. Извозчик остановил сани ровно у парадного крыльца и помог княжне выйти. Татьяна рассчиталась с ним и направилась к мраморной лестнице. Навстречу ей из дома вышли несколько домовых девушек-служанок во главе с Агафьей.

— Как вы тут живете? — спросила Татьяна, у подходящей к ней женщины, отметив, что няня Груши сильно постарела за последний месяц. Седые волосы почти полностью покрывали ее голову.

— Ох, Татьяна Николаевна, плохо! Уж и не знаю, чем мы так прогневили Создателя?! — страдальчески сказала Агафья, наклоняясь к княжне.

Дворовые девушки стали прислушиваться к разговору, и Агафья прикрикнула на них:

— Идите, работайте. Пойдемте в дом, Татьяна Николаевна, а то мороз-то лютый, замерзли, небось.

— Да, есть немного, — ответила княжна, входя в дом и отдавая вышитую шубку дворецкому. — А Константин Николаевич? — обратилась она к Агафье, которая сняла платок.

— О нем-то я и хотела поговорить с вами, Татьяна Николаевна, — заметила тихо Агафья.

— Ну, хорошо, — согласилась княжна. — Вели чай подать в гостиную, — распорядилась Татьяна, обращаясь к дворецкому.

— Слушаюсь, — поклонился он.

Княжна важно проследовала в гостиную, а Агафья засеменила следом.

— Татьяна Николаевна, одна надежда на вас, — начала Агафья, едва закрыв дверь. — Мне кажется, ваш братец не в себе.

— Отчего ты так решила? — спросила Татьяна и высокомерно посмотрела на Агафью.

— Так он совсем не выходит из своей комнаты. Делами не занимается. Только и заботы у него о Груше одной. То еду ей приносит, то сам купает, словно ребенка, то полночи ходит чай ей заваривает.

— Мой брат чай заваривает? — изумленно переспросила Татьяна.

— Да я и говорю, странный он стал.

— Груша больна, вот он и ухаживает за ней. Мне Андрей Прохорович все рассказал.

— Нет, — отрицательно замотала головой Агафья. — Она уже давно поправилась, на той неделе доктор был у нее. Так я тайком у него выведала, что раны уже зажили и она здорова. Князь-то никого не пускает к себе в спальни. Даже уборку у него раз в неделю делаем и то со скандалом. Я только мельком и вижу Грушу, когда он выводит ее в другую комнату. А еще от доктора узнала, что Константин Николаевич у него несколько флаконов с опием купил.

— Зачем это? — удивилась княжна.

— Так и я думала зачем, — продолжала тихо Агафья. — А вчера князь на кухню зашел и говорит, чтобы кухарка щи сварила, дескать, Груша щей хочет. А ему и отвечаю, что она с детства щи не любит. А он мне ответил, что предложил ей щей, а она согласилась и что после болезни покладистая стала да покорная. И тут меня как осенило, что он наркотиком, настойкой опия ее опаивает. Вот она, одурманенная, и слушается его. Да еще добавил, что она скоро полюбит его, и они будут счастливы. Тут я уж уверилась в своих мыслях, потому что до того Груша говорила, что ненавидит его.

— Не думала я, что все так обернется, — прошептала Татьяна, недовольно поджав губы.

— Татьяна Николаевна, поговорите с ним, вразумите, — попросила Агафья.

— Поговорю, — пообещала княжна.

— Да еще две недели назад, — начала Агафья, как будто что-то вспомнив. — У нас такой страх тут был. Елагин появился ночью, с двумя мужиками.

— Андрей Прохорович? — взволнованно спросила Татьяна.

— Да. Ох, и испужалась я, когда среди ночи такая пальба началась. Константин Николаевич сам из ружья стрелял, да всех мужиков заставил по Андрею Прохоровичу и его людям палить. Елагин и его мужики даже к дому не смогли приблизиться. Видела, что Андрея Прохоровича в плечо ранили, а двоих-то с ним насмерть застрелили.

— Ах, — всплеснула руками княжна и упала, обессилев, в кресло. — Андрей жив?

— Вроде бы ускакал, но не знаю, рана-то у него тяжелая или нет. Видела, что он скрюченный в седле сидел и руку к плечу прижимал.

— Ужас, — прошептала Татьяна, бледная как полотно.

Константин приблизился к кровати и окинул любовным взором Грушу, которая лежала на постели на животе и перебирала ленточки.

— Дать тебе щетку, душенька? — спросил князь ласково девушку. — Расчешешь волосы?

— Подайте, — ответила Груша монотонным ничего не выражающим голосом.

Князь подошел к туалетному столику, на котором стояли флакончики с духами и косметика. Взяв щетку для волос, он подал ее девушке. Груша села на кровати и начала медленно расчесывать свои светлые распущенные локоны.

Константин довольно улыбнулся и уселся в свое любимое кресло. Закурив сигару, налил себе вина и, отпив из бокала, откинулся на спинку. Затягиваясь, Урусов пристально рассматривал обнаженную девушку, сидящую на его кровати. Почти полчаса Груша послушно расчесывала волосы, словно заведенная отстраненная кукла. А князь, лаская ее завороженным взглядом, курил. Он ни на миг не отрывал страстного взгляда от девушки, стараясь впитать в себя ее прелестный образ навсегда.