У Моргена разрывалось сердце. Он начал резкими вдохами ловить воздух, и у него странно закружилась голова. Что это за чувство охватило сейчас его сердце, придушило собой всякие мысли, превратило картину перед глазами в темный туннель, в конце которого мерцает один-единственный красный уголек?

Он ничего не значил для Кёнига и ничего не значил для Вихтиха. Эти люди видели в нем лишь орудие для достижения своей цели. Морген смотрел на спящего фехтовальщика, и слезы застилали глаза.

Вихтих. Эгоистичный ублюдок обманул его доверие, воспользовался его невинностью в своих целях. «Ему до меня нет никакого дела. А есть ли кто-нибудь, кто обо мне действительно беспокоится?»

Грудь у Моргена сжалась, будто пытаясь сдержать колотившееся сердце, и разумные мысли задохнулись. Он никогда прежде не чувствовал ничего подобного, ему не с чем было это сравнить.

Что это за водоворот эмоций?

Печаль?

Нет, не совсем, хотя в этом чувстве были и отголоски отчаяния.

«Они используют меня, все без исключения». Он мысленно произнес эти слова, и зубы у него сжались с такой силой, что заболела челюсть. «Я чувствую…»

Ярость.

Трещал костер, разбрасывая искры, как разлетающиеся брызги крови. Нож в его руке казался горячим. Изголодавшимся.

Морген опустился на колени рядом с Вихтихом.

Действительно ли все должно случиться так, как показывает огонь?

Да не важно.

Я хочу этого.

* * *

Штелен легко отыскала Бедекта. Старик не пытался скрыть свои следы; кроме того, если клептик достаточно сильно чего-то желает, чертовски трудно от нее это спрятать. Он развел себе костер и удобно устроился. Он явно не собирался возвращаться в лагерь. «Прав ли был Вихтих – действительно ли Бедект ждет, когда я к нему присоединюсь?»

Она осталась в темноте и наблюдала. Почти как Вихтих, Бедект тыкал в костер палкой. Ей подумалось, что, возможно, потребность во что-нибудь тыкать – чисто мужская дурацкая привычка. Но, судя по всему, в отличие от Вихтиха Бедект хорошо чувствовал себя в одиночестве и в тишине. Штелен позавидовала тому, как ему спокойно.

– Ты могла бы ко мне присоединиться, – сказал Бедект, не поднимая взгляда от огня.

Штелен вышла из темноты.

– Сколько раз за сегодняшний вечер ты это говорил?

– Десятки раз.

Она фыркнула.

– Почему это все считают, что мне уж и заняться нечем, кроме как за ними шпионить?

– Может быть, потому что мы тебя знаем.

Она присела на корточки у костра – подошвы полностью стояли на земле, локти удобно опирались о колени. Она так могла сидеть часами и знала, что у Бедекта от одного ее вида в такой позе колени начинали болеть. Она выбрала место с другой стороны костра, но не точно напротив, а чуть ближе к Бедекту. Ей хотелось видеть его лицо.

– Этой ночью будет прохладно, – сказала она.

Бедект крякнул.

– У нас там в лагере костер большой. – Лицо ее дернулось то ли в ухмылке, то ли в улыбке. – Если этот дебил не дал ему погаснуть. Хотя после последнего раза он…

– Я хотел бы побыть один.

– Да я тоже.

Бедект странно посмотрел на нее.

– Ты чего? – спросила она. – Я подумала, мы могли бы сделать это вместе.

Лоб его нахмурился, но Бедект ничего не сказал.

– Побыть в одиночестве, я имела в виду. А не то, что ты… разве что… если тебе хотелось бы…

– Именно с тобой и ни с кем другим, – сказал Бедект, – мне кажется, мы можем быть вместе и при этом оставаться поодиночке.

Штелен ощутила редкое для нее чувство – в груди будто засветилось тепло.

– Вот это я и подумала.

Он испустил что-то среднее между стоном и вздохом. И что же это значило?

– Мы можем тихо посидеть, верно? – спросил он.

– Конечно же. Раз уж с нами нет Вихтиха. Я же говорю, он…

Бедект нахмурился – казалось, это дается ему с усилием, его покрытое шрамами лицо будто скомкалось.

– Извини, – сказала она.

Несколько минут они сидели в тишине, а потом Штелен встала и что-то пробормотала по поводу того, что для костра нужно набрать побольше веток. Вернувшись с охапкой хвороста и веток, она села поближе к Бедекту. Когда он ничего не сказал, она перебралась еще ближе, бросив что-то насчет того, что ее заднице на прежнем месте было неудобно. Он по-прежнему молчал, и тогда она подвинулась поближе, пока они не коснулись друг друга локтями.

Наконец Бедект взглянул на нее.

– Мне надо отлить, – сказал он.

Штелен посмотрела, как он скрылся за деревьями, и философски пожала плечами. Возможно, он хотел облегчиться, перед тем как… Она мечтательно улыбнулась. Здесь было бы лучше, чем в каком-то темном, заблеванном переулке.

Прошел час, а Бедект все еще не возвращался.

– Тьфу, пропасть!

* * *

Морген наклонился над Вихтихом, сжимая нож обеими руками. В какое место ударить эту сволочь? Непонятно. Глядя на Вихтиха и Штелен, можно было решить, что дело – пара пустяков. Он подумал про горло. За какое время человек умирает от удара ножом в горло? В сердце? Там, кажется, ужасно много костей, которые могут помешать. Мягкий живот, там, где кишки, показался ему легкой мишенью. Там много важных органов, да и ни одна кость не помешает вонзить клинок. Морген поднял нож, нацелился на мягкую плоть чуть ниже грудины. Лучше, конечно, нанести удар в самую середину.

– Да что ты делаешь, черт возьми? – протянул Вихтих без всякой тревоги в голосе.

Морген со всей силы всадил нож в лежавшего.

* * *

Бедект бродил в темноте до тех пор, пока не убедился, что Штелен его не преследует. Бессмысленное занятие. Если она действительно захочет идти по его следу, он об этом никогда и не узнает. Эта женщина двигалась как паук. На этот раз он не стал разводить костер. «Зачем облегчать ей задачу». Конечно, ему будет холодно и неуютно, но зато он, по крайней мере, останется один.

После того как он устроился поудобнее и местная фауна приняла его присутствие, шум леса вернулся к своей привычной громкости; главная роль в этом оркестре принадлежала древесным лягушкам.

– Ты могла бы ко мне присоединиться, – обратился он к деревьям, но безрезультатно. Если Штелен и наблюдала за ним, то при этом не издавала ни звука и не показывалась. «Возможно, это лучшее, на что я мог бы надеяться».

Он сидел в темноте, и его штаны постепенно впитывали в себя влагу сырой земли. Как же редко у него есть время подумать, при этом еще и в достаточной тишине. Постоянные пререкания его товарищей не давали ему сосредоточиться. Он понял, что думает о Моргене. В мальчике было что-то такое, что не могло не нравиться Бедекту. Мальчик, такой невинный, столь резко отличался от грубых, эгоистичных Вихтиха и Штелен – да что там, и от него самого, Бедекта, тоже, раз уж на то пошло. Мальчик слушал, изображая внимание, постоянную болтовню Вихтиха, который вечно пытался манипулировать. По правде говоря, Бедект сомневался, что фехтовальщик сам понимает что делает. Его направляли более инстинкт и привычки, чем какое-то определенное желание. Вихтиху не хватало ни мозгов, ни внимания на то, чтобы действовать по плану дольше, чем до момента, когда ему подворачивалась очередная блестящая идея.