— Почему ты вернулась?

— Ты что, не рада?

— Ну почему, рада. Но не пойму, с чего это ты так неожиданно.

Было видно, что ее появление как-то стесняло мать. Касуми ничего не оставалось, как рассказать про Юку.

— У меня дочка пропала без вести на Сикоцу. Я ее уже четыре года ищу. Вот и подумала: а что, если она здесь?

Мать зажала рот рукой, точь-в-точь как и Касуми. В морщинистых глазах стояли слезы. Она сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

— Да откуда ж ей здесь быть? Что делать ребенку в этой глуши, откуда ее мать сбежала?

Касуми наконец заметила, что мать сердится.

— И то правда. Здесь же нет ничего. Никчемное место.

— Жить в таком никчемном месте — дело непростое. Но тому, кто убежал отсюда, этого не понять.

— Винишь меня?

— Да нет, не виню. Это же твоя жизнь. Я не захотела, чтобы моя жизнь из-за тебя пошла коту под хвост, вот и старалась изо всех сил. И ты тоже старайся.

На пополневшем материнском лице Касуми увидела решительность, незнакомую ей из детства. Касуми отвела глаза. Татами были новыми.

— А отец?

— Умер три года назад. Инсульт. Сначала, после его смерти, одна жила, а в позапрошлом году снова вышла замуж.

— Вот, значит, как. Замуж вышла.

— За того мужчину, которого ты видела внизу. — Голос матери звучал уверенно и спокойно.

Видимо, имела в виду пожилого мужчину, сидевшего с края барной стойки.

— Где познакомились?

— Он на стройке работал. Заходил ко мне в бар. Младше меня на пять лет. Зовут Юкихиро Комура. Поэтому и бар назвали «Кохама», взяли по одному иероглифу из каждого имени, из моего — «хама», из его — «ко». Живем бедно, в долг, но я довольна.

— Потому, что есть кто-то рядом?

— Да. — Мать склонила голову набок, будто размышляя. — Мне этого достаточно.

— Так было и тогда, когда я исчезла?

— Да. — Мать посмотрела на обкусанные, в заусенцах, пальцы; на одном из них блестело незнакомое Касуми кольцо.

— Вы ведь и не пробовали меня искать.

— Нет. Что толку было пытаться тебя вернуть?

— Я дочку свою устала искать. Не знаю, что мне делать. Как же мне теперь быть, мама?

— Думаю, вы с мужем должны ее искать, а как же иначе.

— Но ты, ведь ты меня не искала! — пыталась упрекнуть мать, которую сама же и бросила, Касуми.

— Ну, ты сравнила восемнадцатилетнего подростка и пятилетнего ребенка.

Касуми понимала, что мать права. Тем не менее она все еще не могла свыкнуться с тем, что ее время после побега из дома и время ее матери, забывшей о ней, сильно отличались друг от друга. Возможно, что и мать чувствовала то же самое. Она уже давно закрыла за собой дверь в прежнюю жизнь — вышла повторно замуж, уже перестала быть ее «мамой». Мать взяла в руки лежащий рядом фартук.

— Мне нужно идти вниз. У нас помощников в баре нет.

— Хорошо.

Неожиданно почувствовав усталость, Касуми легла навзничь на татами.

— Можешь взять матрас. Мужчина, который с тобой, не муж тебе, так ведь?

— Как ты догадалась? — поинтересовалась Касуми, отводя взгляд.

— Больно уж он скромно себя вел. Да и не похожи вы на супругов.

— Ты права, он мне не муж.

— Угрюмый он какой-то.

— Он болен.

Касуми смотрела снизу, как по лицу матери пробежала тень. Наверняка подумала, что для нее это лишние хлопоты. На Касуми напала сонливость, глаза слипались.

— Ну, ничего тут не поделаешь. Не простудись.

Мать торопливо разложила футон. Видимо, им пользовалась помощница матери. От футона пахло косметикой. Касуми было все равно, она закрыла глаза. До Уцуми ей тоже не было никакого дела.

В комнате было темно. Снизу непрерывно доносился веселый смех. Громче всех смеялась мать. Только тут Касуми почувствовала, что в комнате есть еще кто-то. Под окном на полу, прислонившись к стенке, сидел Уцуми и смотрел на нее.

— Уцуми-сан!

— Проснулась.

— Да. Сколько я проспала?

— Где-то час.

— Что ты там делаешь, иди сюда. — Касуми поманила его к себе.

Уцуми тихонько прилег рядом с ней.

— Устал с дороги?

— Нет, — откровенно соврал Уцуми.

— Температуры нет? — Касуми положила руку ему на лоб.

Лоб был холодным. Касуми забеспокоилась: похоже, температура была ниже нормы.

— Сегодня чувствую себя нормально.

Как долго это продлится? В последнее время по всему чувствовалось, что смерть медленно подкрадывается ближе и ближе. Взгляд, устремленный в никуда. Касуми закрыла ему глаза ладонями. Удивленный Уцуми постарался убрать ее руки со своего лица, но Касуми покачала головой:

— Нельзя. Нельзя туда смотреть.

— Почему?

— Не надо.

Касуми с силой прижалась губами к его губам. Когда она отпустила его, Уцуми вздохнул и пробормотал:

— Кто бы мог подумать, что меня ждет такая жизнь.

— Какая жизнь?

— Я не о болезни. Я о тебе.

Скоро всему придет конец. Касуми стало грустно. Ей стал дорог этот мужчина, которого она, в общем-то, не любила. И случилось это потому, что ему было суждено умереть раньше ее. Если бы не его смертельная болезнь, они бы никогда не встретились и не было бы этого путешествия вдвоем. И каждый вечер она бы не шептала ему, спящему, о потерянных днях.

— Уцуми-сан, а тебе сколько лет?

— Тридцать четыре, — невнятно пробормотал Уцуми.

— Почему же ты так рано умираешь? Я бы тебя всему научила.

— Чему это?

— Тому, чего ты не знаешь.

— Не знаю, и ладно.

— Как же ты можешь так говорить, если не знаешь, — с недоумением спросила Касуми, обращаясь с ним, как с ребенком.

Она стала грубо раздевать его. Одежда была ему велика. Здоровый Уцуми, наверное, был крепким, хорошо сложенным мужчиной. Сейчас от него остались лишь кожа да кости. Касуми скинула с себя одежду, повернула Уцуми на спину и накрыла его своим телом. Нежно прикоснулась губами к шву на животе. Уцуми лежал и молча смотрел в окно на ночное небо. Она начала ласкать его поникший член, он нежно гладил ее по голове, но взгляд его так и остался устремлен в окно. Уцуми был где-то далеко. Не уходи! Касуми потянулась, пытаясь закрыть ему глаза. Он увернулся, перехватив ее руку.

— Не надо, — тихо сказал он. — Я уже не смогу.