«Анестезиологом меня назвал, – раздраженно подумала Марина. – Проклятое успокоительное все забыть не может…»

После ослепительно солнечного дня снаружи её глаза с трудом привыкали к сумраку помещения. Запахи внутри были знакомы по прежней работе, однако встреча с привычным не помогла избавиться от пробравшегося внутрь тела холода. Еще немного, и её начнет колотить дрожь. Мариночка, может, ещё не поздно уйти? Вернуться в Киев, где мама, где каштаны…

До сих пор она не могла простить верному рыцарю его неджентльменскую выходку – Артем выбросил в унитаз таблетки вернамозола, которые Марина купила вместо хлеба. И чего он этим добился? Ни хлеба, ни таблеток.

– Простите… – запнулась встречающая и нервно потерла руки, словно испачкавшись, – простите, это в каком смысле – работать?

– А, простите, с кем имею честь? – Гостю только и оставалось, что быть предельно энергичным и властным, как проклятый ротный старшина Геворкян.

– Я – старшая медсестра лейтенант Трофимова Алена Максимовна, – с достоинством ответила женщина, поджав тонкие блеклые губы.

На заднем плане Петя сделал невнятный шажок назад. Марина тоже.

– Тогда в обычном смысле будем работать! – весело воскликнул Артем, но, заметив недоумение на лице собеседницы, нахмурился: – А что, вы разве не получали приказ из министерства?

«Волосы она красит, – вдруг поняла Марина и ощутила к лейтенанту Трофимовой неприязнь с первого взгляда. – Седеет, наверное…» И машинально перевела взгляд на ноги медсестры. Широкие в голенях и чересчур тонкие в щиколотках. Марина одернула себя: не хватало еще, чтобы все заметили, как она таращится на старуху в ослепительно белом халате. Кстати, на лацкане халата какое-то пятнышко наблюдается, словно лак для ногтей пролили…

Сестра же смотрела на Артема не мигая. Милиционер с интересом прислушивался к разговору.

А Марина злилась. Умом поведение Артема понять можно, но сердцу не прикажешь. Ее разбирало зло на своего телохранителя. Иногда (как, например, сейчас) Артем становился совершенно чужим, незнакомым человеком. Всякий раз до ужаса противным.

– Нет, ну вот же волокита наша извечная, русская, а? – Артем повернулся к помощникам, однако, поскольку те хранили испуганное молчание, добавлять больше ничего не стал, а согнул левую ногу в колене, положил на колено дипломат, открыл и выудил из пластмассовых портфельных недр папку. – Вот. Смотрите. Хорошо, что я копию с собой захватил… Так… Где это… Ага, вот!

Он победоносно вынул из папки лист бумаги, папку спрятал в дипломат, дипломат закрыл, снял с колена, колено выпрямил, дипломат поставил между ног, тряхнул листком, распрямляя, и дальнозорко вытянул руку.

Артему хотелось провести мероприятие демонстрации документов как можно быстрее. Так впервые вышедшие на сцену актеры сминают роль, так начинающие романисты комкают финал. Пусть в ущерб достоверности, лишь бы поскорее отделаться. Только железная воля помогала ему не суетиться.

От старшей медсестры так пахло камфорным маслом, словно она применяла сей медицинский препарат вместо духов. Отгадать по её лицу, как она относится к предложенному ей спектаклю, было не трудно.

– Извольте: приказ по Министерству обороны, копия в Министерство здравоохранения, копия главному врачу Военно-медицинской академии г. Санкт-Петербурга… туда-сюда… ага, копия т. Шляпникову А.Л. «Сим приказываю… Первое: за халатное отношение к обязанностям и в связи с многочисленными фактами нарушений, несовместимыми с врачебной этикой и званием офицера, с первого ноль восьмого девяносто седьмого уволить заведующего отделением хирургии Военно-медицинской академии г. Санкт-Петербурга. Второе: ВРИО заведующего отделением хирургии Военно-медицинской академии г. Санкт-Петербурга с первого ноль восьмого девяносто седьмого назначить подполковника Шляпникова А.Л. Третье: в трехдневный срок подготовить материалы по ревизии финансово-хозяйственной деятельности означенного отделения. Четвертое: в недельный срок подготовить документы для аттестации всех работников означенного отделения на предмет их профессиональной пригодности. Пятое…» Ага, ага… Ну, дальше неинтересно – передача госимущества, инвентаризация, кадровые перестановки, кто за что отвечает, тыры-пыры-растопыры… Все. Подпись, печать. Прошу ознакомиться.

Обретя сверхзадачу по системе Станиславского, Артем играл превосходно. Можно сказать, гениально играл. Если б не сопутствующие обстоятельства, Марина обязательно восхитилась бы другом. Но сейчас ей было не до того. Достаточно одного телефонного звонка, и… Ох, как это будет унизительно! Милиция, протоколы, тюрьма… Никакой актерский талант не поможет. И зачем она только убежала из Киева? На Крещатике теперь, должно быть, жарко, каштаны качают большими мудрыми головами, шепчут что-то, благоухают…

– Почему же я никаких распоряжений не получала? – ледяным голосом осведомилась медсестра, и морщинки вокруг её ненакрашенных губ обозначились двумя четкими полумесяцами.

Артем обезоруживающе улыбнулся, во вражескую цитадель пошла шифрограмма: «Объясняю для идиотов».

– Так ведь официально приказ вступает в силу только завтра, а сегодня воскресенье. Думаю, уже утречком ваш главный получит факс с приказом. А я вот решил пораньше приехать – посмотреть, как тут да что, без суеты и сутолоки. Провести рекогносцировку, так сказать.

Он хохотнул и запанибратски подмигнул медсестре.

Та, однако, оставалась каменной и неприступной, поэтому и тон «подполковника» похолодел.

– В общем, я предлагаю незамедлительно ознакомить меня с вверенным мне хозяйством, а завтра с утра займемся бумажными делами. Идет?

Зря он сказал это «идет». Не соответствовало избранному приказному тону.

Сфальшивил на последней ноте. Заметила или не заметила? Тут бы кстати пришлась интермедия группы поддержки. Псевдовоенврач оглянулся.

Мысли Марины витали далеко.

Но ведь там, в Киеве, смерть. Там «друзья» Петра Львовича, её бывшего начальника по лаборатории, там страшно… Нет, надо продержаться. Надо отыскать эти противные дневники – тогда, с доказательствами в руках, она смело может идти к прокурору…

Провайдер Петя нерешительно топтался на месте, роясь взглядом в дебрях темного гардероба. Лицо белое – то ли от страха, то ли от толстого слоя пудры из Марининой пудреницы (чтобы загримировать синяки).

Сор-ратнички, блин…

Артем вспомнил, с какими заботой и вниманием Маринка пудрила прыщавую рожу провайдера, даже кончик языка высунула от старания, и гнев вернул его в правильную колею играемой роли.

Он резко протянул приказ Трофимовой. Та вдумчиво изучила «липу», хотя могла бы особо не стараться: документ был состряпан – не подкопаешься. Потом медленно вернула его Артему и несколько мгновений пристально рассматривала гостей. Молча. Не шевелясь.

Пауза затягивалась. Алена Максимовна муссировала версии. Самыми подозрительными являлись занюханная джинсуха и неумело заретушированные гематомы Петра Петровича. Поверить, что этот патлатый гопник – медик, можно было только, если услышать, что паренек недавно вернулся с передовой.