Однажды он проследил за ней от пекарни до дому, с досадой заметив, что для волшебной лозы и ее притяжение становится заметно слабее. Может, она оказалась в Нью-Йорке по чистой случайности? Но нет, слишком тесно была она переплетена с его поисками, с Леви и его покойным дядюшкой. Что-то в этом крылось, надо было только выяснить что.

Хоть она и была высокой, следить за ней оказалось непросто. Она быстро шла сквозь толпу, рассекая ее и не давая бродячим торговцам шанса приблизиться к ней. Остановилась она только однажды в большом магазине, где купила муку, чай и нитки с иголками. Она не задержалась, чтобы поболтать с продавщицей, и вообще не произнесла почти ни слова, кроме «спасибо» и «пожалуйста». Потом со своими непритязательными покупками пошла прямо домой и скрылась в подъезде.

Что ж, может, ночное наблюдение даст лучший результат. Он вернулся к ее дому позже, следуя за Леви после отбоя. Тот шел прямо домой, никуда не отклоняясь от маршрута, что было и неудивительно. До той поры он вызывал у Шальмана не больше интереса, чем кирпич.

Заняв позицию в подъезде напротив, Шальман укрепил себя против сна парой заклинаний и приготовился к долгой ночной вахте. Но никто из Леви так и не показался до рассвета, когда из дверей, зевая, вышел Майкл. Его жена появилась несколькими минутами позже и быстрым шагом направилась в пекарню. Шальман не особенно рассчитывал на эту теорию, но был смутно разочарован творением собственных рук. Чем она занимается целую ночь? Слушает, как храпит муж, и стирает его носки при свече? Ему хотелось отчитать ее. Самый замечательный из существующих големов довольствуется ролью скучной домохозяйки! Впрочем, возможно, это заложено в ее натуре: заместить потерянного хозяина, найти себе кого-то, кому можно подчиниться.

Он с трудом потащился обратно в приютный дом. Ноги болели, а голова раскалывалась от усталости и последствий произнесенных заклинаний. Шальману пришлось напомнить себе, что он добивается некоторых успехов — пусть медленно, но добивается. Но это было невыносимо. Он свалился на койку, даже не потрудившись снять ботинки. Час спустя он открыл глаза в образе старого безобидного Джозефа Шаля, готового выполнять свои многочисленные обязанности.

А день для работников приютного дома выдался хлопотным. Внизу, на кухне, кухарка была на грани удара. Никто не вывесил в окне записку для развозчика льда, и теперь ей приходилось либо подавать на завтрак трехдневный запас селедки, либо смотреть, как та портится. К тому же доставка из пекарни Шиммеля оказалась неполной: привезенных булочек на ужин никак не хватит.

— Я могу принести недостающие, — пришел на помощь Джозеф Шаль, — но лучше куплю их у Радзинов. Хочу поздороваться с миссис Леви.

* * *

В пекарне Радзинов в то утро дела шли еще хуже, чем в приютном доме. Руби, новая работница, достала из духовки не те противни, и в итоге халы не пропеклись, а сладкая выпечка подгорела. Покупатели ждали у кассы, тихо переговариваясь друг с другом, а все работники носились по пекарне как ошпаренные. Чувствуя идущее от очереди нетерпение, Хава скатывала, резала и сплетала халы так быстро, как только осмеливалась. И все это время испытывала растущее раздражение. Почему она должна исправлять ошибки Руби? Если она станет работать не спеша и покупатели начнут жаловаться, возможно, новая девушка будет повнимательнее в будущем.

Она оглянулась на Руби, которая лихорадочно месила тесто в миске и мысленно непрерывно ругала себя. Хава вздохнула. С чего это она стала такой раздражительной, такой бессердечной?

Предыдущая ночь оказалась тяжелой. Встревоженный ее бессонницей, Майкл настаивал, чтобы она показалась врачу. Она пыталась успокоить его, говорила, что чувствует себя прекрасно, но скоро поняла, что единственный способ унять его беспокойство это притворяться спящей. И потому всю следующую ночь она провела, лежа рядом с ним, закрыв глаза и старательно вдыхая и выдыхая. Спустя несколько часов сохранять неподвижность было уже невыносимо трудно. Руки и ноги сводили судороги, а в голове крутился водоворот злых мыслей. Она представляла, как трясет его, чтобы разбудить, а потом выкрикивает ему в лицо всю правду. Как можно было не понять этого до сих пор? Как человек может быть таким слепым?

На рассвете он проснулся и сонно улыбнулся ей: «Ты спала». А она при виде его радости съежилась от чувства вины.

Наконец утренний беспорядок в пекарне был ликвидирован, и покупатели успокоились. Хава пошла в кладовку, чтобы съесть совершенно ненужный ей полдник. Из уборной до нее доносились звуки подавляемых рыданий и поток горестных мыслей. Она тихонько постучала в дверь.

— Руби? — Молчание. — Руби, выходи. Все уже в порядке.

Дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось красное, распухшее лицо.

— Нет, не в порядке. Он меня уволит, я знаю.

— Ничего он тебя не уволит. — (Это было правдой: мистеру Радзину очень хотелось уволить девушку, но он слишком устал, для того чтобы привыкать еще и к новой работнице.) — Он же понимает, что ты еще не все умеешь. Все мы делаем ошибки, особенно когда начинаем работать.

— Тыне делаешь, — мрачно возразила Руби, — никогда не делаешь.

Снова она почувствовала укол вины.

— Руби, я сделала больше ошибок, чем могу сосчитать. Но когда что-то идет не так, незачем прятаться и плакать. Запомни то, чему научилась, и иди дальше.

Девушка с сомнением шмыгнула носом, но все-таки вытерла следы слез с лица.

— Ладно, — тихо сказала она и отправилась выслушивать ругань мистера Радзина.

Хава ела свой хлеб с маслом даже с меньшим аппетитом, чем обычно. То и дело в кладовку прибегала юная Сельма то за яйцами из холодильного ящика, то за мотком бечевки. Еще год назад она была пухлой девчушкой с косичками, а сейчас, длинноногая и сильная, легко поднимала на плечо мешок с сахаром и убегала с ним. Наблюдая за ней, Хава задумалась, каково это — иметь дочь. Она знала, что миссис Радзин постоянно беспокоилась за Сельму, иногда матери хотелось остановить время, чтобы уберечь девочку от обид и разочарований. Сама же Сельма только и мечтала поскорее вырасти и понять наконец, о чем эти взрослые иногда спорят, понижая голос, и почему замолкают при ее появлении.

А где же место для нее самой? Наверное, где-то посредине между матерью и дочерью: уже не невинна, но пока мало что понимает.

Рассеянно она подумала о том, как там Майкл в своем приютном доме. Наверняка слишком много работает. Как-нибудь на днях надо будет выпросить у него часик для себя и отнести ему тарелку миндальных печений. Жена должна делать такие вещи. В них отражается ее привязанность.

— Хава?

Она вздрогнула, подняла глаза и увидела Сельму в дверном проеме.

— Папа говорит, сейчас твоя очередь стоять за кассой.

— Да, иду.

Загнав трудные мысли в дальний угол, она вышла к кассе и сменила измученную миссис Радзин. Хозяйка благодарно потрепала ее по плечу и удалилась. Надев на лицо улыбку, Хава начала обслуживать покупателей.