Уже через несколько дней после свадьбы она поняла, насколько недооценивала ожидающие ее трудности. В отличие от равви, думавшего всегда осмотрительно и осторожно, в голове у Майкла бурлил круговорот мыслей, желаний, сомнений и страхов, в основном связанных с нею. Этот постоянный шум был серьезным испытанием для ее выдержки и самоконтроля. Иногда, забывшись, она давала ему добавку, если понимала, что он не наелся, разговаривала с ним, когда ему хотелось поговорить, брала его за руку, если он нуждался в поддержке. Временами она уже сомневалась, осталась ли у нее собственная воля.

Кроме того, появилась масса практических проблем. Лежа рядом с ним в постели, нельзя было забывать вдыхать и выдыхать. Надо было придумывать объяснения своей бессоннице и постоянно прохладной коже. Что будет, если он заметит, что у нее никогда не отрастают волосы? Или, упаси господи, что у нее не бьется сердце? И как он среагирует на то, что она не беременеет? Она надеялась свести супружеские отношения к минимуму, опасаясь, помимо всего прочего, случайно поранить его, но его желание становилось слишком сильным, чтобы остаться незамеченным, и ей приходилось отвечать на него или просто лежать и терпеть. Как-то ночью она вдруг почувствовала ответный жар собственного желания и попыталась поддержать его, но жар тут же потух, как только она уловила неловкость и ужас мужа. Это была не его вина: она чувствовала, что он огорчен и как-то даже постарался исправить ситуацию, но сделал это с такой мучительной раздвоенностью чувств, что она сама поспешила прервать попытку. В чем тут дело, думала она. Неужели в том, что получать удовольствие почему-то стыдно? Или в том, что она попыталась усилить его?

«Все очень просто, — услышала она незваный голос Джинна. — Это онилюбят все усложнять».

Нет, она не станет его слушать. Глупо и даже смешно обижаться на Майкла за ее собственное решение. Она отдала всю себя ему и теперь дойдет до конца. Возможно, когда-нибудь она скажет ему правду.

* * *

Наконец все ожерелья для Сэма Хуссейни были сделаны. Арбели сам доставил их в магазин, не надеясь, что Джинн сумеет заключить хорошую сделку. Но он напрасно волновался: украшения так понравились Сэму, что он не стал торговаться. Кроме самого первого ожерелья с дисками из сине-зеленого стекла, были еще новые, с темно-красными каплями, со сверкающими белыми кристаллами и с изумрудно-зелеными ромбовидными подвесками. Джинн чуть-чуть спилил звенья и слегка состарил металл, и теперь ожерелья сверкали неподвластной времени красотой, не похожей ни на что виденное Сэмом прежде.

Арбели ожидал, что Сэм выставит их в самой большой стеклянной витрине, но у того имелся план получше. В последнее время среди живущих на Манхэттене дам из высшего общества появилась мода позировать для портретов в костюмах в «восточном» стиле — таких, какие, по их мнению, могла бы носить принцесса или куртизанка с Ближнего Востока. Магазин Сэма скоро стал популярным среди подобных дам, которые часто присылали горничных или являлись лично, дабы купить украшения или костюмы. Многие из них считали, что торговаться неприлично, и Сэм получал неплохую прибыль с продажи шлепанцев с загнутыми носами, широких шелковых шаровар и фальшивых египетских браслетов. Новые ожерелья не могли не понравиться этим покупательницам, а еще больше они понравятся, если к ним будет прилагаться история.

Не прошло и нескольких дней, как в магазине появились первые вероятные покупательницы. Дорогой глянцевый экипаж остановился у двери магазина, привлекая любопытные взгляды прохожих, и из него вышла темноволосая молодая женщина. Несмотря на невыносимую жару, на ней было плотное темное платье и толстая шаль. Пока она стояла, оглядываясь с вежливым интересом, из экипажа появилась дама постарше, в элегантном черном наряде. Она с отвращением осмотрела окрестности и, подхватив молодую женщину под руку, быстро завела ее в магазин.

Они и правда появились здесь ради портрета. «Идея моего жениха, — объяснила молодая дама. — Он заказал портрет в качестве свадебного подарка». Сэм усадил дам на свои лучшие стулья, налил им чая и начал раскладывать перед ними ткани, шарфы с бусинами, расшитые монетами вуали и прочую ерунду, которая, по его мнению, могла им понравиться. Как ни странно, у девушки оказался хороший вкус, и самые аляповатые вещи она решительно отвергала. Вскоре ей удалось составить костюм, который в самом деле могла бы носить состоятельная оттоманская женщина.

Солнце заливало магазин светом через большие окна, и пожилая дама уже несколько раз промокала лоб платком. Но девушка даже не сделала попытки снять шаль, и Сэм заметил, что ее рука, держащая чашку, слегка дрожит. Наверное, какая-нибудь болезнь или нервы, решил он. Жаль. Такая молодая и красивая.

В конце концов, как и ожидал Сэм, дело дошло до подходящего к костюму ожерелья. Он ушел в кладовку и вернулся со старой, порыжевшей по углам кожаной шкатулкой, с которой бережно стер пыль.

— Я редко это показываю, — объяснил он.

Открыв шкатулку, он начал по одному вынимать ожерелья.

— Как это великолепно! — ахнула молодая леди. — Они старинные?

— Да, очень старые. Они принадлежать моей джаддах…Простите, как по-английски называется мать моей матери?

— Бабушка.

— Да, спасибо. Моей бабушке. Она была из бедуинов. Знаете, кто это такие? Они странствуют по пустыне.

— Да, я слышала о бедуинах, — кивнула девушка.

— Мой дедушка дарить их ей на свадьбу. Как часть ее… цены?

— Выкупа?

— Да, выкупа. Когда она умирать, то оставлять ожерелья мне, чтобы продать. Потому что красивое ожерелье должно быть на красивой женщина, иначе оно ничего не стоить.

— А вы не хотите сохранить их для своей жены или дочерей?

— Для них, — широким жестом он обвел магазин, — я занимаюсь бизнесом. В Америке это ценить больше.

— Вы мудрый человек, мистер Хуссейни, — усмехнулась девушка, а пожилая дама рядом с ней недовольно потянула носом, выражая этим свое отношение к мудрости мистера Хуссейни и ко всему разговору.

— Можно я посмотрю вот это? — Девушка указала на ожерелье с дисками из сине-зеленого стекла.

Сэм принес зеркало и держал его перед ней, пока ее компаньонка боролась с застежкой. Девушка взглянула на себя, и Сэм улыбнулся. Ожерелье было словно сделано специально для нее.

— Прекрасно, — сказал он. — Просто королева пустыни.

Дрожащими пальцами девушка прикоснулась к ожерелью. Стеклянные диски тихо зазвенели.

— Королева пустыни, — задумчиво повторила она, и вдруг по лицу у нее разлилась глубокая и безысходная грусть. Из глаз хлынули слезы, и она тщетно пыталась прикрыть их рукой и сдержать всхлипывание.

— Дорогая, что случилось? — всполошилась пожилая дама, но девушка только трясла головой и пыталась улыбнуться, явно стесняясь своего поведения.

Сэм протянул ей платок, и она, с благодарностью взяв его, тут же промокнула глаза.